Степь, да степь круго-ом...

               
Есть в Белоруссии неповторимой красоты уголок, где мы с женой снимали дачу в небольшой деревеньке, расположенной на берегу озера Нарочь.
Дом наш стоял на высоком, поросшем вековыми соснами берегу, где с
открытой веранды открывался великолепный вид на озеро.
Жители деревни, в большинстве своём, люди простые,
приветливые и общались между собой на интересном польско-
русско- белорусском наречии, хорошо понятном лицам всех перечисленных национальностей.
Нам, как прибывшим на отдых из другой страны, приходилось часто принимать гостей, которым хотелось пообщаться с нами, узнать, как живут в соседних странах.

Сегодня мы с женой с утра лепили пельмени, по местному – "колдУны," и готовили прочие закуски, которыми уже был забит холодильник.
Вот и вчера была полная хата гостей, а сегодня явился к вечеру только один.

Это был Зигмунд Рынкевич – рослый,худощавый мужчина лет сорока пяти.
Местные называли его просто Зыгма.

Одет Зыгма был странно: Он был всегда в плаще цвета хаки с капюшоном, в резиновых сапогах, а на голове у него была постоянно надета серая солдатская шапка, со следом от звёздочки впереди, которую он никогда не снимал, стесняясь лысины.
И сейчас он чем- то напоминал мне героя известного мультика
– почтальона Печкина из деревни "Простоквашино".

Зыгма достал из кармана плаща бутылку с белесо-мутным самогоном, заткнутой газетной пробкой, широким жестом поставил её со стуком на центр стола и высоким голосом тожественно произнёс:
" Наше – дому вашему!"

Он сел на краешек табуретки на углу стола и стал ждать, пока жена
накрывала на стол.
Выпили по рюмочке "Столичной" и потекла неторопливая беседа. Правда, Зыгма
больше слушал и только повторял: " Так, так…"
Несмотря на обилие закусок, он почему-то аккуратно брал вилкой только кислую капусту и закусывал только ей и, наверно, поэтому как-то быстро осоловел.
Мы с женой любили петь под гитару русские романсы, песенки из оперетт и другие песни.
Вот и сейчас "подогретый" водочкой, я взял гитару, слегка прошёлся по струнам, и мы запели с женой: "Степь, да степь круго-ом, путь далёк лежит…"
И полилась песня через широкое окно веранды и огибая стволы сосен,
потекла прямо на голубую гладь озера с лодками рыбаков и ещё дальше, туда, где узкой синей полоской угадывался дальний берег.

С первых же слов песни я понял, что Зыгма слышит песню впервые, и
реакция его оказалась неожиданной. Услышав о смерти ямщика, он
посмотрел на нас глазами полными слёз, и этот взгляд выражал протест: он не хотел, чтобы ямщик умирал.
" И набравшись си-ил, чуя смертный час, "– неслось в сторону озера,
и Зыгма вновь умоляюще уставился на нас, и лицо его в этот момент приняло трагикомичное выражение и, кажется, комическое  пересилило трагическое, поэтому  жена быстро юркнула за печку и я услышал, как она там прыснула от смеха, делая вид, что закашлялась.

Я же стоически продолжал петь, хотя к горлу подступил предательский
комок, и я напряг всю силу воли, чтобы не расхохотаться.
Спазм сдавил мне горло, и голос мой непроизвольно зазвучал дрожжаще-трагично, отчего при словах:"А жене скажи-и слово проща-альное," – Зыгма уронил голову на колени и зарыдал.
Мне вдруг стало жаль его, и я, уже справившись со спазмом, попытался
допеть песню до конца:
"А ещё скажи-и, чтоб не печа-алилась, а кто сердцу мил, пу-усть венча-а-ется".
При этих словах песни Зыгма вдруг резко поднялся и с такой укоризной посмотрел на меня, будто это я уморил ямщика и заставлял его жену (ямщика) идти с кем-то под венец, он снял шапку и, изо всех сил ударив ею о стол, высоким голосом прокричал:" Пусть, пусть венчается!"
И пошёл, шаркая резиновыми сапогами к выходу.

 Мы с женой как виноватые стояли в растерянности и смотрели ему вслед, а он шёл, не оборачиваясь, через двор к калитке и всё махал и махал от досады правой рукой, с шапкой,сквозь слёзы повторяя: "Нехай, нехай венчается!"

В тот же вечер узнал я от хозяина, что от Зыгмы накануне ушла гражданская жена, которую он очень любил. Ушла к другому.
 Выпивать он выпивал, но всегда в меру.
А как тракторист и механизатор в колхозе – ещё надо поискать!

Февраль 2014.