Город с рожденья живёт в моих венах,
В натянутых жилах шумят провода.
В уличных трагикомических сценах
Моими слезами по стенам - вода.
Руки проспектов потянутся к горлу,
И яд растворится в продрогшей крови.
Ночью людей, словно трепетных горлиц
Съедают кварталы на счёт раз-два-три.
Жёлтые хищные окна погаснут,
Скрывая тела измождённых людей.
Утром уйдут за надеждой напрасной
Получше устроиться в царстве затей.
Всё обозначено шведским синдромом:
Мучитель собой замещает сердца.
Да, отравлюсь, словно приторным ромом,
И буду травиться тобой без конца.
Я понимаю образный ряд и "заряд" этого стихотворения, хотя он и не в моем вкусе. Образ лирического героя-жертвы, очарованного каким-нибудь "очаровастиком"-мучителем (неважно, человеком или городом) никогда мне не был близок. Но между строк мне чувствуется, что Автор сильнее - сильнее этого города, этого морока, этого яда. А "травится" им не потому, что не может преодолеть, а потому что принял такое решение - поддаться. Это ведь тоже решение. Ты сильнее - но ты почему-то поддаешься этому яду, капающему по венам улиц, этому хищному городу, съедающему людей целыми кварталами. А захочешь - выйдешь на аллею, красивую, поросшую травой и деревьями, куда город попросту не дотянется, и отдохнешь.
Красивый стих, и даже несмотря на такие "ударные" образы - мрачным не читается, надежда есть, просто лирический герой принял решение пока ей не поддаваться, а еще немножко поиграть с этим "очаровательным ужастиком"-)
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.