Мюзета

Назвать моё вдохновение Музой язык как-то не поворачивается: уж слишком мало написано. Поэтому – Мюзета. (Карета, галета, конфета и т.д.) Мюзета.
 
Когда-то в младшем школьном возрасте в силу забытого ныне мотива, не то импульса, я вдруг сочинил стихотворение в четыре катрена. Текст этот был посвящён моей маме.
Помнится, случилось это в «урочный час», когда я делал уроки – школьное домашнее задание. Мама была дома. Отставив утюг, она взглянула на мой листок, прочла, удивилась; в восторг не пришла, но похвалила. Я объявил, что это будет мой подарок ей на день рождения. На том и порешили.

До праздника оставалось  ещё много дней. Это дало мне какую-то дистанцию – время для размышления, в течение которого я мог посмотреть на свой текст более объективно. И чем дальше – тем меньше мне нравилось моё творение. Когда же в день рождения мама попросила меня прочесть это сочинение для гостей, я судорожно смутился и отказался. Теперь я уже считал «стих» незрелой и вполне беспомощной глупостью. Особенно недоволен я был одной нелепой фразой:

«Мама гладит меня по головке, говорит мне: “Спасибо, сынок”…»

Эта строка меня просто терзала. Как могло такое выползти на бумагу из-под моего стального пера? “Написал бы ещё «маменькин сынок»”, - думал я, багровея от стыда.

Разумеется, такое слюнтяйство я сам себе простить не мог и постарался скорее забыть эту мороку, расценив сочинение как явную творческую неудачу. И, в конце концов, справился – забыл; одна только эта позорная строчка в памяти осталась.
И с тех пор я никаких стихов не писал лет до восемнадцати – до тех дней, когда я оказался влюблён, а моя любимая куда-то уехала. В тоске и томлении я вдруг написал небольшое стихотворение о том, как меня в полёте сбил и сбросил на землю порыв дикого ветра. Под этим порывом враждебного ветра я подразумевал внезапную разлуку, а самому себе я рисовался чем-то вроде врубелевского «Демона поверженного», но только – само собой – с ангельской душой, разумеется.
Вскоре и этот стихотворный опыт я приговорил к забвению и текст уничтожил; ибо – полная дурь, ёжику ясно…
И не хрена тут со своими сломанными крыльями под ногами валяться!

А стихотворение, которое я впервые решил сохранить, было написано только через несколько лет. Правда, это было не стихотворение собственно, это была песня. Я тогда только что окончил институт и в коротких словах записал в рифму свои впечатления от завершенного учения, свои ожидания от будущего, а заодно и обозначил необходимость переоценки своей жизненной ситуации, потребность поиска новых опор и смыслов. Текст получил название «Выпускник».

Мало-помалу Мюзета со мной подружилась, мы стали изредка встречаться. Она дарила мне часы истинного блаженства. В конце концов, я даже пришёл к заключению, что само слово «блаженство» собственно и означает «благо от женщины».
Стихи рождались, записывались, и со временем их – самых разнообразных – накопилось дюжины таки три.
Но вот что ещё любопытно: оказывается, я пытался сочинять что-то стихообразное ещё задолго до «Спасибо, сынок». Сам я про это насмерть забыл, но мама однажды напомнила:

На дворе идёт гроза,
Я пошёл колоть дрова;
Папа с мамой меня ждут,
Я ушёл за хлебом.

Мама, рассказывая об этом много лет спустя, копировала мои детские интонации. Смешно нам было, умилительно.

Мюзета моя тогда ещё младенцем была, теперь взрослая. Часто со мной встречаться не может: занята, много работает. Но про меня не забывает; иной раз и свидание отменит, но привет пришлёт.

Характер её не без особенностей. Странно, но с ней я почти ничего не написал про любовь.
Разумеется, моя мини-поэма «Восхитительная триада» это про любовь, но вот ведь незадача: это про любовь к трём женщинам одновременно и сразу… Видали такого?! Ни гроша, ни гроша, да вдруг – алтын!
Про любовь у меня есть ещё «Монолог», но он в силу шутливого, игривого характера, конечно, на жанр настоящей любовной лирики не претендует. Женщину я там воспеваю и расхваливаю, описываю её как желанную, но делаю это как-то... без принятого в подобных случаях восхищения-упоения. Поэтического аристократизма - шарма - не хватает; как-то по-мужицки, что ли, написано. Никаких тебе там духов-туманов, чудных мгновений… даже какой-нибудь облезлой Луны для охов-вздохов – и то не нашлось.

И всё же мне моя Мюзета нравится. Очень я ей благодарен. Милая Мюзета, чудо моё несказанное... Люблю тебя!