МК для болгарских поэтов - Львов В. И

 МК  для БОЛГАРСКИХ ПОЭТОВ.

Львов Владимир Ильич.

Организатор конкурса "Каблуковская радуга"

Стихи для перевода с русского на болгарский язык.


        ЗА РОДИНУ!

         (поэма)


        22 июня

В день скорби прихожу
На кладбище к отцу.
Букетик положу,
И –  слёзы по лицу.
Отец. А мог бы жить
Ещё не год, не два…
Кто мог предположить,
Что пятьдесят едва
Он в муках проживёт
(Полвека лишь всего),
Что сорок первый год
Достанет и его…

В день скорби прихожу
На кладбище. И тут
Отцу я расскажу,
Кубышки что цветут,
А пруд в плену ольхи,
На пашне вырос лес,
Что я пишу стихи
С идеями и без,
Что был в краю снегов,
Теперь хочу на юг,
Что скоро у него
Родится пятый внук…

В день скорби прихожу
На кладбище к нему.
На травке посижу
И многое пойму,
Услышав в тишине
(Отец мой был речист):
«Сейчас не на войне,
Но если вдруг фашист
Преступит тот порог,
Где мы с тобой живём,
Да мы его, сынок,
Да мы его вдвоём…»

В день скорби прихожу
Сюда не на парад.
На карточку гляжу:
На ней стоит солдат.
Тяжёлый, как свинец,
Кладбищенский гранит.
Мне с карточки отец
Про что-то говорит.
Досталось что ему,
Осталось то и мне.
Как вспомню про войну,
Мурашки по спине…

 * * *


Знамение

Светлане Страусовой

«Человеки-человечки!
В сорок первом на восток
Параллельно Волге-речке
Тёк ещё один поток.

Это беженцы – на Кашин…
Был их путь лесист и мшист,
А фашист жесток и страшен,
Ненавистен был фашист!..

Тут сошлись две страшных силы,
Наша всё-таки взяла!
И тому знаменье было.
Вот такие вот дела.

Не выдумываю – точно:
Баба вздумала родить.
Бабе надо было, срочно,
Не могла уже годить.

Где летали роем пули,
Подстелили ей тулуп,
Плащ-палатку натянули,
Отвернулись, кто не глуп.

«Подрулил» один на танке.
– Только воздух спортил, хорь!
– Сам ты хорь, закинь портянки
И пехоту не позорь!

Гимнастёрку – в снег с размаху!
– На, – сказал он медсестре,
Сняв исподнюю рубаху, –
Всё прожарил на костре!

– У меня портянки чище!
Брысь отселя, трубочист! –
Сжал «пехота» кулачищи.
Кулачищи сжал танкист.

Но подраться им не дали,
Двум бойцовым петухам,
Те, что бабу охраняли:
– Мужики! Враги вот там.

Тут сестра из медсанбата
Показала голос свой:
– Дайте нам воды, ребята,
Тёплой, с кухни полевой!

Не нашлось, чего просили,
Но остались, к счастью, щи.
Ими чадо и омыли.
На позиции ушли,

Где услышали сквозь грохот,
Треск и стоны, свист и вой:
– Нам-то что, вот бабе плохо!
– Родила?
– Ну, как?
– Живой?

– Не живой…
– ???
– Живая, черти!
– Значит, девочка?!
– Она!
– Значит, жизнь сильнее смерти!
– Будь ты проклята, война!

– Кормит грудью! Представляешь?!
– Кормит?
– Кормит!
– Ай-ай-ай!
Ты гляди, куды пуляешь,
В бок глазами не стреляй!

Слава Богу! Баба встала,
В струях слёз дитя купала,
Словно летом под дождём.
– Молоко-то не пропало?
– Не пропало.
– Не пропало – ну, и мы не пропадём!

– Мы затопчем это пламя,
Перетерпим этот гром!
Баба с девкой – наше знамя!
– Будем живы – не помрём!

– Ну а если живы будем,
Немца, значит, победим!..
Слава добрым этим людям!
Мы их в памяти храним.

Беспощадный, беспросветный
Не заканчивался бой.
– Назови, мамаша, Светой
Дочь, рождённую тобой.

– Береги её, – просили,
Увозя куда-то в тыл…
Ни один солдат России
 Этот случай не забыл.

Им и там, наверно, снится:
Волга, лёд, мороз трещит,
Бой идёт, село Лисицы,
Кашевар, ребёнок, щи…»
Ручка пишет. Время – к ночи.
Льётся мысленный поток.
Я хотел бы – покороче,
Извините, что не смог.

Я Светлану эту знаю,
Даже больше: с ней дружу.
Купим мы гвоздики к Маю
И возложим  к рубежу,

Где всплакнём, дав волю нервам,
По тому, кого уж нет,
Где в воронке в сорок первом
Родилась она на свет

Под военными плащами,
Под охраной тех мужчин…
Помянём их, Света, щами!
Ну, и водочку тащи.


 * * *

             Родное поле

За Волгою гармоника играет,
Поёт о том родная сторона,
Как золотом берёзки усыпают
Тропиночки разостланного льна.

А на холме под пологом небесным
Лишь ветер колыбельные поёт
Солдатикам неместным, неизвестным
За Родину погибшим, за народ.

Они шли на врага не ради славы,
Не дрогнули в последнем том бою
За наш с тобой покой, за берег правый,
За Вотчину любимую свою.

Полынью забинтованы воронки.
Отцы, которых нет, спасибо вам
За то, что на свидания к девчонкам
Сыны прошли по сладким клеверам!

По тем же клеверам теперь и внуки
Бегут из дома в поисках жилья
В страну цивилизации, науки…
Ты что на это скажешь, дед Илья?

Живёт ли в них к родному пепелищу,
К отеческим гробам ещё любовь?
И видят ли в цветущем клеверище
Их дедами здесь пролитую кровь?

 *  *  *

Переправа

                Переправа, переправа!
                Берег левый, берег правый,
                Снег шершавый, кромка льда…

                Кому память, кому слава,
                Кому тёмная вода, –
                Ни приметы, ни следа.
                А. Твардовский

Им надо было танки переправить
Любой ценой, чтоб немца проучить.
И начали солдаты пилы править
И топоры о камешки точить.

И вспомнили они свои деревни,
В свои леса их думы потекли.
И падали, и падали деревья,
И к Волге их сапёры волокли.

Пели, пели сотни пил
Ладненько да складненько!
Враг не то, чтобы лупил,
Но стрелял исправненько.

Говорил солдат безусый:
– Погляди-ка, Еремей!
У берёзки этой русой,
Как у кралечки моей,

Кожа гладкая такая,
Ну, ей-богу, коленкор!
Кудри вьются, с плеч стекая!..
Не подымется топор.

– Так подымется другое,
Для мужчины дорогое.
Да о чём тут говорить!
Что-нибудь должно подняться,
А поднялось – не теряться:
Всё равно её валить!

И скорей валить, сынок,
Хоть одна, хоть пара ног.
Бабы… это… не боятся,
А берёзы – топора,
Если им пришла пора…

Эх, Ерёма ты, Ерёма!
Эх, Ерёма, Еремей!
Был бы ты, Ерёма, дома
У милашечки своей –
 
Говорил бы по-другому,
Как культурный человек…
Не дойдёт солдат до дому,
Здесь останется навек…

Топоры вы, топоры,
Топоры-топорики…
Языки вы, языки,
Мужики-соколики!..

– Глянь: сосёнка, будто жёнка!
Всё при ней: краса, силёнка,
И понятливая!               
– А моя, орлы, осинка,
Ну, точь-в-точь соседка Зинка –
Ух, податливая!

– Не чета соседке Фросе,
Та податливей вдвойне?..
Мужики забыли вовсе,
Что воюют на войне.

– Значит, так: внутри гнилая.
– И пустая, может быть…
– Рядом точка огневая –
Здесь деревья не рубить! –

Приказал сержант усатый,
Становясь под комелёк…
Кстати, он совсем некстати
Под него потом и лёг,

И не встал, сражённый пулей,
Толь прицельной, толь какой,
Что жужжали, будто улей,
Над великою рекой.

Он представлен был к награде,
Но её не получил...
– Получайте, немцы-дяди! –
Пулемётчик застрочил,

Уцелевших прикрывая,
Густо, смачно поливая
Русским матом и огнём
Берег тот, что под германцем.
– Приготовьтесь, фрицы, к танцам!
О, гульнём, так уж гульнём!

Что-то слишком голосисты
Стали тихие связисты.
Далеко ли до беды?
Не услышали б фашисты,
А услышат – то танкисты
Нахлебаются воды!


Услыхали. Ой, что было!
Разве скрыться от судьбы?
Всё везде рычало, выло,
Поднималось на дыбы!

Можно было не стонать –
Не было стонания.
Невозможно вспоминать
То без содрогания!

Настил, по льду что день и ночь тянули,
Был уничтожен, на глазах исчез.
Кричал комроты:
– Вот и «отдохнули»,
Пилить, ребята! Времени  в обрез!

Сапёры понимали: не до шуток.
Но снова стало пахнуть табаком.
И этот дым солдатских самокруток
Грозил врагу пудовым кулаком!

– Здесь оборону вам не продырявить!
И правый берег снова будет наш!..
Им надо было танки переправить!
А надо – значит, надо. И шабаш!

Они не побегут, не хлопнут дверью
При отступлении. Боже упаси!
И с этой переправы, что под Тверью,
Начнут освобождение Руси!

Ах, Калинин ты, Калинин!
Богатырь! Столицы грудь!
Будет путь солдата длинен,
Страшен будет этот путь!

Ах, столица ты, столица!
Не бывать в тебе врагу!..
А мороз стоял под тридцать
Тут, на левом берегу,

И на том, на правом, то же.
– Мёрзни-мёрзни, фрицын хвост!
– Мёрзни-мёрзни, вражья рожа!
А когда достелем мост,

Вам тогда устроим баньку
И пропарим уж всерьёз!
Вот тогда попросишь Ваньку,
Чтобы спел «Мороз – мороз»!

– Слышь, на вырубке-делянке
Прогревают наши танки?! –
Наступленью, значит, быть!..
И солдаты были рады,
Словно дети, хоть снаряды
Продолжали дико выть!

Как рукой сняло усталость!
Переправа состоялась!
В бой значенья местного!..

Сколько их на льду осталось,
До сих пор не подсчиталось.
Царство им небесное!

 *  *  *

             Старая песня
                Я и лошадь, я и бык,
                Я и баба, и мужик…
                Народное

Сторона моя ты, сторонушка!
Горе-горюшко, мать твою хвать!
Настрадалася, Вань, твоя жёнушка…
Ну, бурёнушка?! – Но, бурёнушка!
Надо ж как-то полоску пахать.

Мужики-мужики… Хоть бы вшивенький,
Хоть бы слово сказал матюком,
Посадил бы меня он под ивонькой,
Он бы с пахотой справился живенько,
Надышал бы в избе табаком…

Да бумага пришла, что он без вести,
Мол, пропал на проклятой войне…
Не по пьянке ору, а по трезвости!
Отчего столько силы и резвости,
Отчего столько дури во мне?!

Я ни баба, ни девка, ни вдовушка…
Мне мотив этой песни знаком.
Разойдись, застоялая кровушка!
Но, пошла! Поднатужься коровушка!
Не мычи. Леший с ним, с молоком.

 *  *  *

                Осколки

Придумали меня в сорок девятом,
Безоблачном, но всё-таки сыром
От слёз по не вернувшимся солдатам.
И хоть я был сработан топором

На скорую, как говорится, руку,
Шутили деревенские не зло:
«Илья сберёг для Райки эту штуку.
Вот бабе повезло, так повезло!»

Мне повезло, что к уцелевшей маме
Вернулся с фронта папка мой живой,
Но вместо колыбельных вечерами
Я до мурашек слушал бабий вой.

Мы спали под шинелью на соломе.
И хоть ты, пап, давно отвоевал,
Конфетами не пахло в нашем доме:
Так долго запах пороха стоял.

С тебя осколки в бане выходили,
И ты их прибирал зачем-то «в шкап».
Вас нет уже, но смерть вы победили –
Мы продолженье жизней ваших, пап.

Нас годы со врагом не помирили,
Но и не взбеленили во вражде.
Мы в русской каске щи себе варили,
В немецкую ходили по нужде.

Как тесто на дрожжах мы поднимались,
Мы путь свой начинали «с той ноги»!
Наплакались, намаялись, намялись,
Но всё же не согнулись, не сломались!..
Такие вот, ребята, пироги.

 *  *  *

И вся война

Отец пожил после войны,
Он нас с сестрёнкой воспитал.
Бывало, выпив «белены»*,
Не «что попало шаргатал»**:

– С июля и до февраля –
Передовая, сущий ад!
Стонала русская земля,
Но не стонал её солдат.

А до июля с февраля
(Достал, однако, паразит!) –
Госпиталя, госпиталя…
И вся война. И – инвалид.

Такой трагический финал…
А мы просили – о войне.
Он с оговоркой начинал:
«Чтоб ни гугушеньки жене», –

 Как он в окопах загорал,
Любовь с медсёстрами крутил.
И мы считали, что он врал,
А он не врал. А он шутил.

Он успокоиться хотел,
Чтобы не снилось по ночам.
Во снах же бился и потел,
Кричал: «Огонь по сволочам!»

И вот один его рассказ
Я слово в слово передам:
– Пошёл в разведку как-то раз.
Иду по вражеским следам,

Гляжу: двенадцать фрицев в ряд.
Все двадцать росту одного.
Про нас паршиво говорят –
Я это сразу перевёл.

– А ты немецкий знаешь, пап?
– Ну, а чего ж!
– Скажи.
– Давай:
Э, ханды хох! Каляп-маляп!..
Ты слушай – не перебивай.

Я по траншее подхожу:
Все тридцать смотрят на восток.
И пистолет свой навожу
Сороковому в ухо, шпок!

Одной лишь пулей наповал
Всех сорок восемь положил!
Потом с медалью воевал,
Её вручал мне генерал,
С которым крепко я дружил…

– А пистолет откуда вдруг
У рядового?
– Именной,
От генерала: он же друг,
Мы с ним из рюмочки одной

Глонём, обымемся, сидим
Да подливаем спирт из фляг,
На карту пристально глядим.
Он спросит: «Как?»
А я: «Вот так!»

Наутро – точно, как скажу.
И всё путём. И победим!
Я с кем попало не дружу.
Опять за рюмочкой сидим.

Он с кем попало не дружил.
Мне подарить хотел коня,
Уже почти что подарил,
Да только ранило меня…»

– А страшно было на войне?
– Почти что весело.
– Ты врёшь…
Но было что-то в том вранье
Такое мирное, как рожь.



* Беленой у нас (Торопецкий район Тверской области) иногда называют белую торговую «русскогорькую» водку (Белена – ядовитое растение, ошибочно называемое дурманом, пьянящее и отравляющее организм до потери сознания и, если не принимать меры, приводящее к смерти).                ** Шарга – мелкий сор? (В. Даль). Шаргатать – издавать сухой, шаркающий звук, например: горохом в выделанном, надутом и высушенном свином  мочевом пузыре, используемом как игрушка; образно – врать, выдумывать.


  *********  *************  ***********



     Горечь утраты

Папу на войне не убивало.
Видите: он косит за рекой.
Мама никогда не умирала,
Из окошка машет мне рукой.

Я бегу вприпрыжку за коровой,
Подгоняя прутиком овец,
Молодой, красивый и здоровый,
Ну а словом, просто молодец.

Рвём щавель с сестрёнкой-озорницей,
Соловей в черёмухе поёт…
Да дымок кудрявый над больницей
Горечью утраты отдаёт.

  *  *  *

            Солдатская ложка
      ( и про жизнь немножко)

Солдатской ложке он не изменял.
В солдатской ложке вся его силища!
– Она уже хоть съедена до днища,
Но и сейчас в ней много-много сил!

Сидел на табуретке инвалид,
Пристёгивая стёртые колодки:
– Нет, ноги не болят. Вот тут болит…
Глаза его блестели не от водки,

Что выпили мы с ним не впопыхах
В честь праздника великого – Победы.
– Ты напиши трагедию в стихах
И назови её «Отцы и деды».

Нисколько не жалей меня, сынок, –
Не зря они потеряны, ходули.
Оно, конечно, жалко было ног –
Отрезали. Но ложку мне вернули.

Сквозь всю войну, сквозь слякоть и мороз
Я эту вещь в кирзовом голенище
От Крюкова до Кракова пронёс.
Ты только не жалей меня – не нищий…

Какой же нищий?! А давай на спор,
Что нету никого меня богаче! –
Вся Родина моя!..
                Но до сих пор
Жена (ей не понять) в потёмках плачет.

Терпеть я это больше не могу!
О чём ревёт? И никакого слада!
Ну, нет двух ног – так, значит, не сбегу.
А третья есть. Другая б баба – рада…

А может, и от  радости она?
А может быть! Ха-ха! Соображаешь.
Но не совсем – подлей ещё вина,
Ты что, сынок, меня не уважаешь?!

Я понял, ничего дороже нет
В избе, насквозь прокуренной солдатом,
Чем ложка, что даёт тепло и свет.
И чувствовал себя я виноватым.

Куда же я, подлец, всю жизнь глядел?!
– А власть помочь протезами не может?
– У ней и без меня немало дел.
Сама, того гляди, что обезножит…

Я двум вещам с войны не изменял:
Солдатской ложке – раз, и пулемёту!..
Не хвастался и, явно, не пенял.
Он недопонимал сейчас чего-то.

– Ты хочешь, эту ложку покажу?
С неё уже супца не похлебаешь,
Но я её, как Родину, держу!
Про что ты там ещё, сыночек, баешь?

– А не хранишь в чулане пулемёт?
– Вот, «сорок первый год» – на ложке дата.
– А пулемёт?
– Да вот она идёт.
И в горницу вошла жена солдата.

Позволила нам с ним – «на посошок»,
И интервью, что друг у друга брали,
Закончилось:
– И как же ты без ног?..
– Что ноги? Люди жизни потеряли.

   *  *  *

               9 мая

                Памяти защитника Родины,
                отца моего,
                Львова Ильи Алексеевича,
                похороненного в День Победы

На кладбище темнело от грачей,
Погодища стояла не весенняя.
Солдата хоронили без речей,
Без музыки,
Без права воскресения.

Все были заняты на торжествах,
Оставшихся в живых по праву славили
В других местах.
А тут земля в крестах.
Вот и Илье такой в ногах поставили

За то, что жил,
За то, что воевал,
Недолго,
Но вот так хватило этого!
«Уж лучше б там,
На фронте,
Наповал,
Чем так вот:
В самый праздник,
Не отпетого…» –

Сказал бы он.
Сказал бы, но – увы…
Лежит. Молчит. Закончилась морока.
Как сладко нынче пахнет от травы!
Как горько на душе! И одиноко.

О, сколько же ты жизней отняла
У Родины моей, война проклятая!..
Как холодно черёмуха цвела!
Шёл месяц май,
А именно – девятое.


 *  *  *

Причитания

Идут года. А ты всё не идёшь.
А я всё жду: вот-вот ко мне примчишься…
Стучит в окошко крупный летний дождь,
Стучат часы. А ты всё не стучишься.

Наш домик на юру ещё стоит,
Хоть с каждым днём стареет и стареет;
Здесь каждый гвоздь в себе ещё таит
Твоё тепло. Оно меня и греет.

Любимый мой! У нас теперь светло,
Но без тебя мне мало всё же света.
Я часто вечерами под ветлой
Сижу и жду хозяйского совета.

Никто не назовёт меня женой.
Гляжу на обручальное колечко.
Ох, родненький, несладко мне одной,
Пиявка-грусть сосёт, сосёт сердечко.

Желанный, приходил бы, поласкал
(Я, что такое ласка, уж забыла).
Дровец, водички б в баньку натаскал,
А я б тебя попарила, помыла,

А я б блинов тебе бы напекла,
Я б щец тебе наваристых сварила!
Смеялась бы.
Слеза текла, текла –
Вся вытекла теперь уже, мой милый.

Лишь горький ком катается в груди.
Сижу одна. Ни слова, ни полслова…
О, Господи! Спаси и огради
Других от испытания такого!

 *  *  *

        Журавли

У памяти о тех суровых днях,
Где катер нас, любимая, оставил,
Берёзовый пасётся молодняк
На сочно зеленеющей отаве.

Без умолку кузнечики звенят,
По небу бродит беленький барашек.
Не видно ни воронок, ни огня,
Ни пулями подраненных ромашек.

И только в голубеющей дали,
За морем дозревающего хлеба,
Колодезные дремлют журавли,
Зенитками нацеленные в небо…

   *  *  *

         Судимирский родник

Застыла Волга. Всё окрест в снегу.
Лишь посреди дымилась полынья.
Я пил вино на нашем берегу.
Я поминал погибших за меня.

И в тот же день, и в тот, быть может, час,
Через полвека после той войны
Глядел в меня ночи скорбящий глаз,
Казалось, слёзы капали с луны

В стакан с вином. Горчило то вино
Не как полынь – удушливей, чем дым.
И было всё вокруг бледным-бледно.
И стало всё не вдруг живым-живым,

Когда губами к берегу приник –
Такая уж привычка: запивать.
Поил меня Судимирский родник
За дядьку, батьку, деда, бабку, мать,

За всех, кого корёжила она
И втаптывала в глину, в тину, в мох,
Последняя горячая война.
Чтобы была последняя, дай Бог!

Зима. Декабрь. Вся Родина в снегу.
Но в памяти дымится полынья.
Я пью вино на нашем берегу.
Я поминаю павших за меня.
 =========== =========== ==============
ПРИГЛАШАЕМ ПОЭТОВ ПРИНЯТЬ УЧАСТИЕ В КОНКУРСЕ:

Международный конкурс Болгария 2014

http://www.stihi.ru/2013/03/31/11606