Булка

Круглое. Это поселок, в котором мы жили в годы войны = я, мама и брат Дмитрий. Поселок действительно был круглым посередине - озеро, а дома, как утки, расположились на берегу вокруг него. За ним начиналась тайга, туда уходила дорога в Клюквенку. Дорога казалась для меня концом мира. А вот вторая, которая шла за большое болото, в Петропавловку, а по Оби - в Колпашево, она была для меня загадкой. Что там, за ней, за этой дорогой?...

Зимой наш поселок почти весь заносило снегом, только трубы посылали в морозный небосвод свои весточки жизни, да загадочно трещали угли в печурке; их свет падал на пол, освещая нас, сбившихся в кучу к ногам бабки. Она интересно рассказывала сказки,и всегда тогда, когда мы с братом просили есть . И под эти сказки мы засыпали, а бабка шептала :"Ну, славу богу, уснули сердечные".
 
Во сне почему-то чаще нам снились хлеб и картошка-печенка. Но утро всегда рассеивало наши иллюзии. Вместо хлеба нас ожидали "тошнотики" на рыбьем жиру и кофе из брюквенной кожуры. Зато летом было приволье- ели пучку, лебеду. молодую крапиву. И, тем не менее, всегда были....голодными.

Большую радость несла нам осень: орехи, малина, брусника, клюква. Это был поистине рай.

Как-то осенью из города приехал к нам мой дядя. Пробыл он у нас один день.А на утро мама сказала, что дядя забирает меня с собой в город.

Вышли мы рано, мать проводила до стланника через болото, поцеловала меня и - как-то оторвала от себя : "Ну. ступай.Ты, Александр, уж присматривай за ним, город все же"...

Шли мы целый день. Солнце постоянно следовало за нами, но и он словно устало шагать; раскрасневшееся, остановилось,присело на кромке леса, потом прилегло на ветви деревьев, побледнело и уснуло.

К реке вышли, когда уже в небе засверкали звезды. От воды несло свежестью и шепотом волн, они в чем-то упорно убеждали берег.

- Ну, что устал, а? Садись. Я сейчас костер разожгу  и пойду в поселок, может молока куплю.

Дядя ушел. я остался один. языки костра лизали наступающую темноту, и она. словно боясь подойти к нему, медленно обступала его со всех сторон.Ветер еще не уснул, чуть слышно шевелит траву да перебирает листву склонившихся талин. Где-то  в траве поет свою песню кузнечик: да настойчиво уговаривает перепелка : "Спать пора. спать пора!..." И я действительно, словно удовлетворив ее настойчивую просьбу. - незаметно уснул...
- Володя!Володя!Проснись!

Открываю глаза: надо мной, склонившись. стоит дядя Саша, держа в руке крынку молока. А потом он достал из-за пазухи настоящую ржаную булку, от нее еще шел пар. Дядя Саша протянул ее мне : "На. бери, ешь. У хозяйки одной достал". Я растерялся, рука не осмеливалась взять столь драгоценный дар. Но дядя настойчиво повторил : "Ты ешь, ешь хлеб". А я молочка попью, я не хочу хлеба".

Я ел, а дядя долго смотрел на меня. Потом почему-то отвернулся, поднес руку к глазам и закашлялся, словно поперхнулся молоком.

Оставшийся хлеб я спрятал надежно за пазуху, словно боялся, что его кто-нибудь возьмет: да и потом было приятно засыпать, чувствуя запах хлеба и зная, что завтра будет хлеб, а не "Тошнотики...."

Давно прошли военные годы.Но мне не забыть тот вечер у костра и булку крестьянского хлеба.