сильно философское - чисто женское

Был пронзительно сочный свет,
какой может быть лишь на холоде
— настоящем, январском —
позднемандаринного времени,
когда Новый год — всё —
уже позади,
а до нового...
целый год ещё
этой сине-зеленой планете,
уже не девочке...
но по сути своей (для Бога, из космоса)
всё такой же — сине-зеленой —
расти...

брести
по кругу, значит, по безысходности,
где одно утешение —
в том, что больше белого — с каждым шагом,
ну и жжёт же он мне — этот белый ваш —
душевные раны.
(потому что сама не такая)

И как будто бы этого не достаточно...
Под леденяще-снежный аккомпанемент
мне еще
было сказано,
что я язва, к тому же — чёрствая,
оксюморон окаянный...
И как сказано —
с рафинированной вежливостью,
которую даже и не назовешь маслом,
и салат отношений не сдобришь,
а так просто — от жизни оторвано,
как и всё чисто интеллектуальное.

Ты меня, знаешь что, плохо знаешь.
Это всё только пыль на поверхности,
а внутри я... и я...
есть, израненная, но живая.

Ну а хлеб, хоть и чёрствый,
выбрасывать не годится.
Размочи, высуши и отдай
его лучше птицам.
Им сейчас тяжело.
А про язвы
 — ты знаешь — конечно же — 
как говорил Ницше?

Говорил, что в любви нуждаются
именно
несовершенства.
Я одно из них, и не более,
и не менее,
потому что судить о жизни
можно только посмертно —
но это уже древнегреческое —
и преждевременное...
И хоть плачь, хоть смейся.

а я... я...
если б Бог посмотрел на пыль,
то она б для него засияла.
Ты не бог.
Проходи, уходи...
ты мне солнышко заслоняешь.