Роман Моя Россия

ТРИДЦАТЬ  ВТОРАЯ   ЧАСТЬ.

       ПОБЕГ  ИЗ  ПЛЕНА.

Промчался месяц, на дворе – жара.
Войну закончить уж давно пора.
Как наступают русские войска,
Чеченцы прячутся в горах тогда.
Оттуда очень трудно выбивать,
В заросшей зелени их не видать.
Стреляют пулемёты в пустоту.
Легко стрелять чеченцам в высоту.

Сулим однажды тайно прибежал,
Ивану, задыхаясь, рассказал,
Что с дальних гор приехал Мустафа
И хочет увести с собой тебя.
Там много покалеченных вояк.
-Я не могу уйти пока никак.
-Коль не пойдёшь, тебя тотчас убьют,
Аль дОсмерти тогда  совсем забьют.
-Сулим, недавно вам отца вернул,
Навстречу смерти я своей шагнул.
Могли бы кости не срастись, тогда
Я стал бы жертвой сразу палача.
Будь человеком, помоги сбежать,
С собою Николая должен взять.
А коль оставлю, точно он умрёт.
Никто и ложки в рот не поднесёт.
-Я проведу, но это далеко.
Идти в горах с ним будет нелегко.
А, если по аулу с ним пойдёшь,
То точно ты в засаду попадёшь.
Пять километров по прямой идти,
Но ждёт опасность всюду впереди.
Коль десять километров ты пройдёшь,
То непременно ты к своим дойдёшь.
Твоя дорога будет нелегка,
К тому же очень, очень высока.
Тебе на гору нужно ту взойти,
А там стоят особые полки.

Решили рано утром уходить,
Пока селение ещё всё спит.
Принёс Сулим рюкзак, лепёшек и воды,
Немного сладкой вкусненькой халвы.
Забрезжил только утренний рассвет,
И никого пока в округе нет,
Иван вложил Николу в свой рюкзак,
Себе надел престаренький пиджак,
Сулим свернул на голову чалму.
Не написав записки никому,
Иван взвалил на плечи свой рюкзак,
В котором спал Никола тихо так,
Бесшумно вышел тут же со двора,
Пока для сна ещё была пора,
И, по нехоженой давно тропе,
Он зашагал легко навеселе.
Сулим повёл его в обход села.
Тропа, протоптанной, едва была.
Провёл Ивана с километра два,
Да распрощался с ним он навсегда.

И зашагал Иван теперь один,
Да за спиной был друг любимый с ним.
Тропа всё выше в гору их вела,
Иван шёл медленнее, не спеша.
Одолевая трудности в пути,
Он о свободе думал впереди.
Кто хоть единожды в горах бывал,
Тот на себе всю тяжесть испытал,
Как трудно подниматься в высоту,
Не пять шагов, а целую версту,
Как будто прошагал в один конец.
И вот добрался. Виден уж венец.
Но увидав чеченский батальон,
Все силы сразу потерял вмиг он.
Теперь не знал, куда ему идти,
А солнце жарило во всю в пути.
Он воду другу только пить давал,
Себе чуть-чуть лишь губы протирал,
Да крошку хлеба положил лишь в рот.
Тропу протаптывал свою, как крот.
Шагал спокойно, чтобы не упасть,
А Николай всё отсыпался всласть.
Теперь Иван стал опускаться вниз.
Жара душила, словно, как карниз
И негде было скрыться от неё,
От боли тело ныло у него.
Иван присел немного отдохнуть,
Да Николаю дать воды хлебнуть,
И стал сознание своё терять,
Да ноги под коленами сгибать.
Но тело кто-то крепко удержал,
Ручищами огромными обнял.
Был это русский парень-богатырь,
«Который», так же, в плен к чеченцам, угодил,
Однако с плена сам сумел сбежать,
Пытался своих русских отыскать.
Теперь в разведку ходит сам один
И для врага всегда не уловим.
Помог Ивана в чувство привести
И до штабистов быстро довести.

И вот они уже среди своих.
Заботой сразу окружили их.
Те, кто Ивана по Афгану знал,
Теперь его уже не узнавал.
Он изменился: страшно похудел,
Осунулся, в лице весь побледнел,
Да перестал смеяться и шутить,
И анекдоты с юмором травить.
Теперь он думал только о семье,
О сыне, что родился в январе,
О том, как Николая довезёт,
Как тот свой трудный путь перенесёт.
Сочились раны страшно у него,
Врачи спасали, как могли его.
Да продолжали тело отрезать,
Что от гангрены стало отмирать.
Пришлось Ивану месяц друга ждать,
Чтобы его домой с собой забрать.
Ещё короче в теле своём стал.
О смерти думать не переставал.
Иван внушал, что нужно только жить,
За жизнь цепляться и её любить.
Любить всем сердцем и своей душой
И жить в семье хорошей и большой.

     Продолжение следует.