Поэма Города

 
1. Пролог.
Когда падает снег крохотной белой точкой
вниз скользя по стене из красного кирпича
когда неба гулкий квадрат выбеленной сорочкой
смотрит сверху вниз на меня, на ветру вздымаясь и шелестя
 
когда кажется что все это кадры какого-то известного фильма
или еще не снятого и непременно про нас
что все это было, все так знакомо, до боли, невыносимости и бессилья
что я здесь была, вот так же стояла, в который раз
 
спрашивала, вопрошала, поднимала ладони в небо
всем лицом окуналась в колкий озноб зимы
сквозь машины и визг тормозов и вагоны в агонии слепо
следовала на зов, продираясь сквозь стены и  стоны своей тюрьмы
 
в разломах пространства и времени сбоях, в скрежет
 упругих пружин и тектонических бетонных плит упираясь лбом
кричала и знала, что никто меня здесь не услышит и не удержит
этот  громадный, сминающий все на своем пути массив и объем
 
2. Душа.
но вдруг я останавливаюсь, как вкопанная,
посреди железного механизма,
такая сплошная душа, из воздуха сотканная
маленькая радужная призма
в центре кругов автострад,
светофоров мигающих и звенящих,
 для глухо-немых и слепых, для бездомных собак
посреди манекенов с витрины меня манящих
пластмассовых  масок и массовых самоубийств
я кричу в самое сердце большого больного города:-
 Город, послушай, Город -  остановись!
А в ответ только узкие  гулкие улицы льются  пространством холода
Рупором сложа руки, так, чтобы услышали все,
 чтобы голоса звуки раздались в ледяной высоте
долетели до металлических шпилей 
небоскребных стеклянных вершин, тонущих в облаках
в этом городе были люди, люди друг друга любили
люди ходили в черных ботинках и на лакированных каблуках
в этом городе смертельно скользких карнизов
в городе бессонных окон и отчаянно покатых крыш
нарисованных на черном сепией сизой
люди искали друг друга, а вовсе не Бога, и спрашивали,
Город, почему ты всегда молчишь?
 
3. Люди Города.
Люди надевали головные уборы
Брали в руки зонты или трости
Утром заводили стальные приборы
Пробирались сквозь грязь и пробки
на работу или друг к другу в гости
люди уставали, вставали, сжимали скулы
 теряли друг друга, спешили, опаздывали, не помнили ни о чем
а вечером с работы выходили на улицу, понурые и сутулые
и птицы усталости стаей садились им на плечо
вдыхая порывисто прозрачный морозный воздух
опуская в цепкие ветви деревьев призрачный взгляд
люди видели в небе большие белые звезды
люди думали, что уже слишком поздно и что нет дороги назад
Люди торопились, бежали, пытались везде успеть,
заводили часы и будильники, ставили таймеры,  секундомеры
но время летело мимо и было так похоже на смерть
минуя все остановки неумолимо и оставляя за собой лишь памяти километры


 
 
4. Она.
она теряла в метро перчатки
забывала  книги на остановках
автобусных и на скамейках в парке
путалась в станциях и переходах
 
выходила в город на незнакомую улицу
и смотрела на белый медленный снег
 и на тонких ветвей узоры и путаницу
и на свет фонарей, озаряющий бег
 
прохожих,  в  ладони вьюги
уткнувшись, в колкую шаль пурги
кутала замерзшие руки,
и снег обнимал ее каблуки
 
она забывала про дни недели
про стрелки, бегущие на часах
она ждала весенней капели
и ветер витал в ее волосах
 
она смотрела и прикасалась
взглядом к усталым лицам людей
она молчала и ей казалось
что он с ней рядом, что он везде...
 
5. Он.
он ходил по городу в высоких черных ботинках
корку льда податливую продавливая до самого дна
наступая подошвой на мокрое крошево зимних
улиц и знал, что она где-то рядом, что она тоже где-то идет одна
 
он впивался взглядом в низкое небо города
упираясь в  решетку черных тугих проводов
он держался, он почти не чувствовал  холода
пробираясь сквозь улицы города, как сквозь глыбы полярных льдов
 
он писал заметки, читал газеты
слушал радио,  тщетно пытаясь понять
он листал курсором свою новостную ленту
он едва ли привык к своей боли, он почти научился ждать
 
он вдыхал небо города цвета желтой горчицы
цвета охры, шафрана и молока с куркумой
он пытался прорваться сквозь прочные прутья и спицы
 клетки, чтобы стать свободным и взлететь над своей тюрьмой
 
он стоял, прислонившись спиной к стене, закрывая веки
зажимая в ладонях грязного снега горсть
он входил в подъезд, забирал счета, мял и выбрасывал чеки
он держался, он сдерживал стойко всю свою горькую правду,  гордость и злость
 
он держал на стеклянной полке бутылку виски,
в мокрых пальцах сдавленные виски, как в тисках,
 его мысли болели, он знал, что она где-то близко
что она где-то рядом, ходит в черном пальто и на лакированных каблуках
 
 
6. Город.
Город дышал и шумел серым морем асфальта
Город горел и глядел  миллионом зрачков
Город одел свои улицы в черные платья
в траурный шелест и кружево черных шелков
 
Город вбирал в свои недра толпу одиноких
тонущих в черных подземных тоннелях, тоннах машин
мусорный ветер трепал кроны высоких
тощих деревьев и клоны многоэтажных вершин
 
кранов подъемных железные черные знаки
резали небо на сотни квадратных частей
в каждом квартале в облезлые лезли баки
нищие улиц, глухих подворотен и каменных площадей
 
жители каменных джунглей, трущоб чугунных
принцы и короли сточных канав  и помойных крыс
верили Городу, не обращая вниманья на лживый лоск и блеск тротуаров людных
вместе с дворовыми кошками выли в безлунную высь
 
Город гудел, громыхал, скрежетал и звенели
резкие звуки гудков трамвайных путей
и на сигналы уличных травм и аварий летели
сонмами  неотложки, изо всех сил и последних своих скоростей
 
Город хранил свои тайны, секреты окраин
тщательно прикрывая от взоров чужих
Город был жив, ранним утренним светом в самое сердце раненый,
Город был только для них
 
 
7. Они.
их обнимала ночь, на двоих у них было
горстка звенящих звезд, да холодный ветер
нежность в ладонях последняя таяла и чадила
и догорала огарком свечи на рассвете
 
им было близко, им было тихо, жарко
было вдвоем в зиме ледяной, во мраке
ясно, горело их пламя пылко и ярко
и разлетались, как тени при свете, страхи
 
их было двое, только они и город
только они и небо синего льда
только они и дикий немыслимый повод
быть до конца, неминуемо, навсегда
 
ландышем тихим улыбка, печальнокрылой
птицей протяжной - каждый взгляд, на ветру
каждое слово звездой на небе всходило
и оседало холодной росой к утру
 
им было мало, невыносимо смело
жажда томила, нечем уста утолить
сердце живое и оттого болело
смелое- смелое сердце сотканное из света
может любить
 
8. Ледяные леди.
белые люди жили в квадратных кельях
белые леди пронзали взглядом и льдом
белые львицы в чужих  ледяных постелях
бились о белые мятые простыни  гладким лбом
 
близость лгала, блик луны в глубине бокала
звал и дрожал, и раскалывалась тишина
на череду смертей, в зазеркалье большого зала
бал бесновался и улыбались приторно - ласково  губы в брызгах вина
 
стены высоких комнат, как своды бастилий
сдавливали , медленно падал вниз потолок
воздух заканчивался, запахом горьких лилий
душно -удушливо обвивался вокруг нежной шеи, как тонкий чулок
 
леди большого света любили бренди
маленьким людям нежные леди не по плечу
тонкими пальцами истинных лондонских денди
брали бархатного рахат-лукума лакомые кусочки,
присыпанные сахарной пудрой чуть-чуть,
и медленно подносили к влажному рту
 
леди ложились спать рано утром, строго
свой отмеряя срок по стенным часам
смерть, бледнолицая скромная недотрога,
мимо плыла, незаметно, медной монетой, как черной меткой,
 била по ледяному лицу и закрытым глазам


9. Ветер и водосточные трубы
Тихий ветер, поговори со мной
В этот час, в темноте,  на краю снегов
В эту ночь, милый ветер, спой
Мне свою водосточную песню почти без слов

На краю огня, из окна в тишину зимы
В белизну светил, в черноту погасших глазниц домов
Погружаю медленно взгляд и за край  земли
Улетает твоей водосточной песни печальный зов

Ветер, спой мне о том, как ты был далек, как ты был не здесь
Как ты был летуч и свободен  от серых стен
Я смотрю в пустоту потолка, будто в даль небес
Я уже почти полюбила свой дикий плен

Милый ветер, только ты у меня, да ночная мгла
Ты стучишь в окно, ты касаешься труб и крыш
Я с тобой, мой друг, за край света пойти могла
Только ты не зовешь, и как эта долгая зимняя ночь молчишь
 
 
 
10. Эпилог.
Под низкой крышей старой пустой мансарды
С окном на пыльную площадь и сад сирени
Они сидели, они нашли друг друга в начале марта
Вблизи Монмартра, в его синеватой тени

Проходят боли, стихают страшные мысли
Взрослеют дети. Подростки сидят на крыше
И смотрят смело, и смотрят прямо, вперед ли, в высь ли
В лицо друг другу, слова говоря все тише

Бледнеют губы, земля посыпана пеплом
И тлеют тел опустелых оковы-латы
Но сила слов проникает в сердце теплом и светом
И цвет сирени летит каждый март над холмом  Монмартра
 
И сила слов поцелуем в самое сердце
Залечит боль, исцелит смертельные раны
И жизни вкус с остротой чилийского перца
Ворвется в мертвую комнату поздно ли,  рано…