Вы скоро уедете...

Вы скоро уедете... Надо “держаться”,
А мне всё труднее бороться с собой.
Зашла я в палату немного прибраться,
И образ Ваш снова встал передо  мной.
Да, в первый же день здесь Вы мне приглянулись
(В тот день в санаторий приехала я).
На ужин все шли... Мы случайно столкнулись
(Нет, нет, не случайно — оплошность моя!),
И Вы, извиняясь, слегка улыбнулись
(Мы встретились взглядами в этот момент),
Рукою к моей руке чуть прикоснулись —
Исчерпан, мол, полностью сей инцидент!
А дальше нашло на меня наважденье:
Бессонница, слёзы, пропал аппетит,
Не впрок уже было, конечно, леченье,
И стала иметь я, увы, жуткий вид.
Для женщин (известно всем) Вы недоступны —
Мне сил не хватает, чтоб к Вам подходить,
И мысли о Вас мне казались преступны,
Не то, что желание поговорить.
Признаться так трудно: ведь мне уж за сорок,
И взрослыми стали уже сыновья,
Но чем для меня стал Ваш образ мне дорог —
Ответа не может душа дать моя.
Суровая жизнь у меня за плечами,
Но мужа ни в чём не могу обвинить,
И тот факт, что Вас провожаю глазами,
Никак мне самой себе не объяснить.
Никак не могу объяснить, извините,
Зачем всюду только о Вас говорю,
Зачем, когда Вы телевизор глядите,
Я, сидя за Вами, дрожу и горю.
Зачем с той судьбу изменившей мне даты
В столовой на Вас я упорно гляжу,
Зачем в коридоре у Вашей палаты
Почти целый день на скамейке сижу.
Зачем я терплю столько зла, униженья,
Позора, насмешек в течение дня —
Ведь Вы на виду у всего отделенья
Проходите, не замечая меня.
Палату я Вашу сейчас представляю
(Её посетила без Вас вечерком,
И Ваши соседи меня, вспоминаю,
Тогда угостили душистым чайком):
В углу (вдоль продольной стены, у окошка)
Кровать (головою к окошку) стоит
(Я, кстати, всегда волновалась немножко
За то, что Вам голову вдруг просквозит),
Стул тут же и тумбочка у изголовья,
На ней — ночничок небольшой, стопка книг
(Совсем Вам, похоже, не жалко здоровья —
От чтения зренье испортите вмиг!).
Ночник свет наружу едва пропускает,
Соседям чтоб спать по ночам не мешать,
Но ярко подушку он Вам освещает,
И ночью Вы можете долго читать.
Кровати соседей вдоль стен разместились
(Палата рассчитана на пятерых),
Стол, тумбочки, стулья в палату вместились
И даже два шкафа там есть платяных.
Цвет штор — желтоватый с оттенком зелёным.
Графин на столе (он был выпит до дна),
Две луковицы с “ароматом” ядреным.
Высокая дверь прямо против окна.
Пол — синий линолеум, белые двери,
А стены, как будто пожухший салат.
Уютно ли жить Вам в таком интерьере,
Наверно, так тянет домой, в Ленинград!?
Срок выписки Вашей уже наступает,
Неделя всего лишь осталась одна.
Надежда быть с Вами стремительно тает,
И я предпринять что-то срочно должна.
Последний свой шанс я сейчас упускаю,
Себе никогда это, ах, не прощу.
Сомнения прочь... Всё... Я твёрдо решаю —
Сегодняшней ночью я Вас навещу!
Сегодня суббота... Домой все умчались,
И в данный момент санаторий пустой.
В просторной палате один Вы остались —
Мне нужно использовать случай такой!
Всю ночь Вы журналы читать захотите
(Никто в этот раз Вам не станет мешать)
Иль, может, стихам своим ночь посвятите,
Иль станете ночью кроссворды решать.
Окутает ноченька Вас тишиною,
Поселит покой в душу наверняка.
В палате, насыщенной бархатной тьмою,
Гореть будет слабо огонь ночника.
Чудесные грёзы на Вас навевая,
В душе вызывая желание петь,
Далёкие звёзды, задорно сверкая,
На Вас сквозь окно станут долго смотреть.
Ночник, на подушку Вам луч направляя,
Его превратит в световое пятно.
Луна, в ночном небе по кругу гуляя,
К Вам тоже, сияя, заглянет в окно.
Она перламутровым ласковым светом
Заполнит палату всю до потолка,
Подсветит затылок Вам также при этом
И пряди волос у седого виска.
Сейчас те немногие, кто здесь остался,
В столовой пока телевизор глядят,
Наверно, винца кое-кто “поднабрался”,
И глазки у них, как алмазы, блестят.
Наступит отбой... Санаторий “уймётся”.
Но долго придётся мне всё-таки ждать,
Пока по палатам народ разойдётся
И, выпив кефира, уляжется спать.
Соседка моя, уже лежа в кровати,
“Крестьянку” любимую будет читать
(В палате остались вдвоём мы с ней, кстати,
Она “дама в возрасте”, можно сказать).
Я быстро разденусь, улягусь в постели
И с тумбочки толстую книгу возьму.
Ползти станет время, увы, еле-еле
Навстречу, не знаю пока что, чему.
Дрожащей рукой книгу я полистаю
И в тумбочку спрячу увесистый том.
Зажмурив глаза, будто бы засыпаю,
К стене отвернусь я с горящим лицом.
Соседка с вниманьем ко мне отнесётся
И, чтоб не мешать мне, встав, выключит свет,
На ощупь к постели своей проберётся
(При этом стул будет легонько задет),
Вздохнёт тяжело много раз, засыпая
(Большого труда стоит ей засыпать),
А я, её стонам и вздохам внимая,
С глазами открытыми буду лежать.
Дождусь, наконец-то, такого мгновенья:
Соседки кровать перестанет скрипеть,
Затихнут соседкины телодвиженья,
Начнёт она сладко и ровно храпеть.
Тихонечко выберусь я из кровати,
Впотьмах шаря всюду руками, как вор,
В сорочке ночной и домашнем халате
Шмыгну, озираясь, в ночной коридор.
Свет лампочек синих холодною мглою
В душе растревожит сомненья и страх,
Но тут же молитвой себя успокою,
И снова появится твёрдость в ногах.
Прислушаюсь, нет ли где вдруг разговора
(Хотя в том, что спят все, сомнения нет).
Вдоль длинного буду идти коридора,
Как будто мне нужно сходить в туалет.
На этом пути миновать мне придётся
Два ряда мерцающих синью дверей,
(Заранее знаю, как сердце забьётся,
Как трудно мне будет идти к Вам быстрей).
Стоять будут двери напротив друг друга,
И я в мрачном свете представлю порой,
Что кто-то, мне руки связав очень туго,
Проводит меня, проклиная, сквозь строй.
Я в шлёпанцах буду ступать осторожно,
Чтоб звуки шагов как-нибудь приглушить,
Молитвой себе постараюсь, возможно,
Спокойствие, твёрдость и силу внушить.
В ночной тишине подкрадусь к Вашей двери,
Внимательный взгляд брошу по сторонам
И, стыд в этот миг победив в полной мере,
Без стука войду я стремительно к Вам.
Ещё не теряя последней надежды
И веря в чудесную силу мольбы,
Решительно скину с себя все одежды
И брошусь, как в пропасть, в объятья судьбы.