Я пил вино и славил смерть
Я пил вино и славил смерть.
Я воспевал в стихах упадок,
Желая в свете тьму узреть.
Я насмехался над любовью,
Не верил ни в каких богов.
Мои стихи сочились кровью,
Давя надменных дураков.
Я думал, будто сердце - камень,
Какой воде не подточить.
Как будто с кем-то, но не с нами,
Амур вдруг может пошутить.
Но вот в права вступила осень,
И Муза вторглась в мой чертог.
К ней подошёл я между прочим,
Чтоб ею скрасить пару строк.
Я думал - больше и не встречу,
К чему она мне тут нужна?
Мы разлучились в тот же вечер,
Как будто лопнула струна.
Она вернулась на неделе,
И все звала, чтоб я шёл с ней.
"А что такого, в самом деле? " -
Решил я, выйдя из теней.
Она мне напевала песни,
Рисуя жёлтую листву...
С ней не казался мир мне тесным,
Узрел я неба синеву.
Я воспарял навстречу солнцу,
Хотел летать, как и она.
Всегда распахивал оконце,
Все ждал, что навестить должна.
В душе гнездилась только радость,
Я обнимать мечтал, творить...
Но, подливая хину в сладость,
Она затеяла сгубить.
Я обожал её всем сердцем,
А Муза стала словно лёд.
Мне раны посыпая перцем,
Смеялась как заправский черт.
Её улыбка вырывала
Куски моей больной души.
То вовсе в полночь исчезала,
То слала вести из глуши.
Я так желал её увидеть!
Мне стал мой дом и дух и не мил!
Не знал я: любит, ненавидит ль?
Я лишь её портретом жил.
Вновь рукописи - на растопку,
Мне мало бочки коньяка.
Сидел, глуша за стопкой стопку...
Напоминая дурака.
Однажды (не стальные нервы!)
Я стал любви её молить.
Я верил, что у Музы первый,
Готов был сердце подарить.
Отдать и честь, талант, и душу...
За право руки целовать.
Чтоб только ей внимали уши,
Чтоб с ней одною танцевать.
Она в ответ с укором едким:
"Не прекратишь ли ты игру?
Сколь чувства в наше время редки...
Любить меня ведь не к добру."
Стоял я статуей убитой,
Не помню, как попал домой...
Схватил коньяк свой недопитый
Под жёлтой горестной Луной.
С тех пор я канул как в пучину
Во мглу мучительных ночей.
Не спал совсем, сжавшись пружиной
На куче битых кирпичей.
Мне всё казалось: умираю...
Искал на горло я клыков.
Намеренно ходил по краю
И даже к Аду был готов.
С утра не верил, что дышу я,
Хотел к обрыву, но не шёл.
Сто раз святых всех вспомнив в суе,
Записки кровью я вёл.
С тех пор прошла почти что вечность,
Я всё топчу земную твердь,
Проклявший юности беспечность,
Я пью вино и славлю смерть.
Свидетельство о публикации №114012400084