Страх

                Я всегда боялась темноты. Почему? Жили мы нашей большой семьёй в частном доме из двух комнат. Единственным мужчиной был старший брат, подросток, да ещё бегавший по двору преданный пёс Тарзан, который оберегал и защищал нас. Ставни всегда закрывались на железные болты – с целью безопасности. Когда сумрак понурым, серым покрывалом расползался по домам, кто-нибудь из детей выходил и "зашторивал" окна в этот непредсказуемый, удивительный  мир.
                Раннее утро. Старшие ушли в школу, младшую мама забрала с собой по делам. До сих пор отчётливо помню каждую деталь. Ставни закрыты. Лишь чуть брезжит рассветом одноглазое небольшое оконце на кухне против печки. Я стою на табуретке. Сзади открытая пасть темноты, там живёт кто-то уродливый и неизвестный. По ночам он выползает из-за старого, коричневого комода и грозит мне крючковатым когтистым пальцем. Это порождение тьмы, непонятное, непознанное и поэтому приводящее меня в ужас. Стучу своими маленькими кулачками по стеклу, кричу, плачу. Плачу, кричу! Но меня никто не слышит. Гулкая густая темнота...
                Весь негатив, все наши страхи, беды – родом из детства. Мне и сейчас иногда снится сон, как явь. Непроглядная темень. Включаю свет, где ты, спасительный огонёк? А он не включается! Снова тянусь к выключателю. Нет-нет и нет! Во сне читаю молитву и просыпаюсь. Слава тебе, Боже, это всего лишь сон!
А вот и оно, продолжение моих кошмаров.
                Ехала в автобусе из маленького шахтёрского городка с пересадкой в свой родной город, а на последний рейс не успела. Не ночевать же на железнодорожном вокзале? Купила билет на ближайший поезд. Расстояние было не так уж велико. Попросила проводницу, чтобы та заранее предупредила. Всё-таки ночь, страшновато, да и станция на самой окраине. Сидела в ожидании, не спала, мысли всякие-разные лезли в голову. Не помню, откуда дошла информация, будто группа уголовников сбежала из колонии, которая находилась недалеко от города. Сразу закралась мысль: у меня в руках небольшой чемоданчик, приманка для бандитов, да и сама я лёгкая добыча. Вспомнилось: "Если ты чувствуешь себя букашкой, то тебя обязательно раздавят." И я, начитанная, романтичная девушка с богатым воображением много чего нафантазировала. Через вагонное стекло увидела разъезд. Проводница предупредила меня о высадке. Выскочив из вагона, пошла по ходу поезда. Вот и побледнели станционные огни, отхожу всё дальше и дальше. Как-то неуютно становится: с обеих сторон лес, слышно, как там что-то трещит, посвистывает, дышит. Иду, деваться некуда! Не хочу быть букашкой, набираюсь мужества. В голове героические образы, идеалы моей юности. Всё чернее кругом, и чернее, кажется, тьма заглатывает меня своей бездонной пастью, и я становлюсь частью этой непроглядности, растекаюсь и бестелесно расплываюсь в ней. Хрустит под ногами щебёнка, нарушая онемевшую, хрупкую тишину. Становится жутко. Не страх, а ужас охватывает меня. Вдали не видно огней. Да и "У страха глаза велики". Слышу где-то вдали перестук вагонных колёс. Это движется с высокой скоростью моя погибель. Поезд приближается... Ну вот и всё! Если меня увидели, то сейчас-то под перестук и изничтожат, на этом так бездарно закончится моя молодая, короткая, несчастная жизнь. И маму жалко, хоть нас и много, но я то – одна такая! И "Никто не узнает, где могилка моя"... Не знала в то время слов молитв, не помню, кого просила, чтобы спас меня. Поезд промчался, освещая вздрогнувший лес. Неужели я жива? Но каждый шаг выдаёт меня звонким хрустом, просто невозможно передвигаться в таком напряжении. И извечный вопрос... Ночь. Свежо. Не изучали мы тогда технику выживания в экстремальных условиях и всё-таки нужно где-то укрыться, спрятаться от этих предательских звуков. Вот он животный инстинкт самосохранения! Осторожно спускаюсь с железнодорожной насыпи в лес. Под ногами мягкая трава. Стоят деревья, насторожённо прислушиваясь к незнакомым шагам. Нужно спрятаться у какого-нибудь кустика, прилечь и не шевелиться, ничем не выдавая себя. Прилегла. Так партизаны, наверное, прятались в лесах, но их-то много было, а я совсем-совсем одна, беззащитная и невооружённая. Расстегнула замок чемоданчика, нашла какие-то вещи, прикрылась ими. Ужас проник в меня и никак не хотел оставлять. Он стучал, кипел, бурлил в мозгу! Или это опять инстинкт самосохранения не даёт спокойно дожидаться рассвета?
               Шорох. Недалеко треснула ветка. Лес – живой! В нём кто-то дышит, трепыхается, щёлкает, шлёпает, топает какими-то невероятно мелкими шажками. Страх! "Где страх, там и крах!" Не помню, сколько я так пролежала недвижимо и почти бездыханно. Бальзамом на душу пролилось пение каких-то птичек-невеличек. Посветлело небо, стали видны контуры близрастущих деревьев. Кажется, пора. Встала, вышла на железнодорожную насыпь. О, Боже! Какое счастье жить на этом свете! Не помню, что я говорила сама себе, как восторгалась жизнью! Заиграло солнышко, райскими голосами запели проснувшиеся птички, по-утреннему свежо заблагоухала берёзовая роща. Моё, уставшее за ночь, сердечко ликовало от радости жизни. Помню, шла и пела: "Как прекрасен этот мир, посмотри, посмотри"...
                А вот и незнакомые строения. Оказывается, проводница высадила меня не на той станции. До дома я добиралась в автобусе. В первый раз в жизни меня так радовало это чудесное утро. Вот оно счастье! Я жива, здорова! Солнце светит! А во дворе дома меня ждёт и встретит наш старый, верный Тарзан, радостно виляя своим облезлым хвостом. На крыльцо выйдет самый дорогой для меня человек, –  моя мама, в простом белом платочке, ситцевом цветном платье и фартуке, с натруженными жилистыми руками. Рядом с мамой всегда светло и совсем-совсем не страшно! Я скажу ей: "Здравствуй, мама! Вот и я!" И это огромное счастье, когда ты знаешь, что тебя ждут, для кого-то ты дорог и кому-то на этом свете очень нужен!