***

Идущий в песках с вверх поднятой главою,
Смотрящий в бездонную черную высь,
Не ждущий кувшина с водой пред собою,
Сжимающий крепко надорванный хлыст.
Идущий, смотрящий пустыми глазами.
В них сталь, но в которой ржавеет металл.
Как будто клинок, что когда-то сломали
В сражении тщетном, где в пыль он упал.
Идущий за зверем, чей нюх осторожен,
Чьи красным блестят, высыхая клыки,
Тобою взлелеян, тобою он рожден,
Тобой вожжены в его взгляде огни.
Тобою воспитан и взрощен усердно,
Тобою расчесан и евший из рук
Он вдруг растворился во мраке бесследно,
Уйдя по следам где-то лающих сук.
И вновь возратившейся тварью матерой
Он сердце твое начал яростно грызть.
Пусть уши забьет крик твоего же ора,
Его взгляд безжалостно, яростно чист.
И вдруг он отступит под взмахом удара,
Слюною закапав угли и песок,
А тьма его шерсть нежно так обнимала,
Как может обнять плоть вошедший клинок.
И он уберется на время из страха,
Но будут гореть в липком мраке глаза.
И чуть ты заснешь, как в лохмотья рубаха,
А грудь вновь кусает исчадие зла.
И вновь отобьешься, сам воя от боли,
Стегая бока зверя лютым хлыстом.
Все то, что когда-то назвалось любовью,
Вдруг выросло страшным и злобным зверьем.
И так каждый раз, только сном вновь забывшись,
Идущий кричал от укусов зверья.
И крики отчаяной ярости слыша,
В ночи трепетали остатки огня.
Уставший, бессильный, весь в ранах Идущий
Вскричал наконец, взгляд вперев в небеса:
«Приди же ко мне, мое сердце грызущий,
Приди, не изведая больше хлыста!»
Но зверь затаился- жестокий и хитрый.
Ему полюбилась такая игра.
И он наблюдал, как охрипший от крика
Страдал человек у остатков огня.
Как вдаль он пошел с вверх поднятой главою
Смотрящий в бездонную черную высь,
Не ждущий кувшина с водой пред собою,
Сжимающий крепко надорванный хлыст.