Осенний мотив

Осенний дождь своё заладил,
И под унылый шелест струй
Я детство раннее представил
И материнский поцелуй.
Была война — все голодали,
К победе тяжким путь наш был...
Припомнил комнатку в подвале
И Оренбург  (там с мамой жил).
Вот я, курносый пацанёнок,
Малыш (под стол хожу пешком),
Целую мамочку спросонок —
Мне с  мамой страх был незнаком!
С утра пораньше в учрежденье
Вела,  мою ручонку сжав,
И там, смеясь, в одно мгновенье
Сажала на огромный шкаф.
Машинка мамина стучала,
Дверь хлопала, народ спешил.
До поздней ночи здесь, бывало,
Дым сизый папиросный плыл.
Мать писем с фронта ожидала,
Волнение в себя вогнав,
И вслух письмо отца читала,
Меня к груди слегка прижав.
Метель бурлила, завывала
И бесновалась за окном,
А мать ответ отцу писала
Химическим карандашом.
Меня она прижать просила
Ладонь к бумаге, а потом
Мой каждый пальчик обводила
Старательно карандашом.
И этот контур, тонкий, рваный,
Служил отцу, как талисман —
Запрятанный в глуби карманной,
Он грел отца в любой буран.
Мать на ночь печь всегда топила,
Меня укладывала спать,
Укутывала, свет гасила,
Не забывая целовать.
В тот вечер было всё обычно.
Трещали в пламени дрова...
К подушке сразу же привычно
Моя припала голова.
А ночью что-то вдруг упало,
Послышался вдруг стон глухой,
И в страхе я под одеяло
Забрался вместе с головой.
Дальнейшее в тумане плыло...
Гроб... Слёзы из набухших  глаз...
А маме 30 лет лишь было —
Убил её угарный газ!
Она в последний миг пыталась
Меня от гибели спасти —
До форточки ей оставалось
Всего полметра проползти!
А дальше — жизнь у тёти Дуни.
Деревня “Каргала”... Барак...
При виде корки хлеба — слюни,
В сенях — с водой студёной бак.
Я помню бабушкины руки,
Иконки старенькой края,
Молитв и причитаний звуки:
“Ох, сиротиночка моя!”.
Мне бабушка носки вязала,
Вздыхая глубоко тайком,
И что-то ласково шептала
Беззубым шамкающим ртом.
Я вспомнил, как она гадала —
(Причудливо воск застывал),
Как хворост летом собирала,
И пот лицо ей заливал,
Как часто нищенкой бывала,
Вымаливая что-нибудь,
И мне, голодному, давала
Свою давно пустую грудь.
Меня тогда же и крестили,
Присвоив имя “Алексей”,
И это имя в русском стиле
Так шло к фамилии моей!
Мне вспомнилось свечи мерцанье,
Гром уходящей вдаль  грозы,
Барак тот, в нём  мышей шуршанье
И там же —  блеянье козы.
Припомнил здание вокзала
И паровозные гудки,
Перрон, где тётка продавала
Картофельные пирожки.
Проезжий люд, взирая косо,
На тётю Дуню напирал,
Я ж пирожок хватал с подноса
И без оглядки удирал.
Грубил, нещадно матерился
И в драках не боялся ран,
Чуть что — ножом убить грозился
(Я был ужасный хулиган!)...
Мальчишки (также и девчонки)
Себя умели защищать
И тратили свои силёнки
На то, чтоб правду отстоять.
Мы были спаяны бедою,
Умели дружбой дорожить
И не могли кривить душою —
Как  можно это позабыть?!..
Осенний дождь всё не проходит,
А даже припустил сильней,
Осенний дождь на грусть наводит:
Где вы, друзья минувших дней?