Скверная история
Магнитка… Кто её не знает?
Её, пожалуй, знает всяк.
А кто в Магнитке проживает -
Начальник, пьяный да дурак.
Столицей чёрной аллергии
Рабочий люд её зовёт.
Ой, виноват: металлургии…
Но это, право – один чёрт!
У ней названий всяких столько –
Язык устанет вспоминать.
Но «Всесоюзная помойка» –
Пожалуй, самое под стать.
Читатель вредный спросит хитро:
-Так что же сам ты в ней живёшь?
Что не начальник – это видно.
Дурак наверно… Или пьёшь?
-Нет, парень с виду я неглупый,
А пить мне не на что, ей-ей!
Меня жена вон кормит супом
И потому живу я с ней.
Уйти от всех? –В какие двери?
-Не ждёт меня ни рай, ни ад.
Вот и живу, себя уверив,
Что в этом я не виноват.
По пьяне я люблю обеих.
То бишь: Магнитку и жену,
Но с наступлением похмелья
Обеих их же и кляну.
А как приятно в день рабочий
Бродить по городу без дел
И делать всё, чего захочешь,
Свободный славя свой удел.
Иль шляться в гости по утрам:
То тут сто грамм, то там сто грамм.
* * * * * * * *
Случалось вам маршрутом «двадцать»
катить до «левого» дворца?
Я тот дворец люблю, признаться,
Сильней родимого отца.
А в том дворце, что на Гортятре,
Ансамбль числится столь лет.
-Играет что? - Не «что», а в карты.
-На чём? - Понятно, - на столе.
Там все резвятся, словно дети,
Там каждый весел, каждый пьян…
Но стоп! Немного о предмете,
Который входит в сей роман.
* * * * * * *
Есть за Гортятром сквер забытый.
Его «Парк отдыха» зовут.
Он был когда-то знаменитый.
Гуляли, пели, пили тут…
Плясали резво под гармошку,
На каруселиях тряслись,
И посмотреть могли киношку,
Лет пять идущую «на бис».
Но вышли годы – сквер заброшен,
Не нужен боле никому.
Лишь дворник в стоптанных галошах
С метлой гуляет по нему.
Он не метёт, - он просто бродит,
Поскольку неча там мести.
А коль бутылочку находит,
Спешит в ларёк её снести.
Лишь иногда туда прохожий,
Свернув с пути, зайдёт посрать.
-Ну вот, пожалуй, всё, что можно
Об этом сквере рассказать.
* * * * * * *
Но как-то, с целию развлечься,
Тойсть: баб потискать и кирнуть,
Ансамбль решил устроить встречу
В укромном месте где-нибудь.
В дворце давно им стало тесно, -
Просились души на простор.
И в сквер явиться днём воскресным
Все заключили договор.
* * * * * * *
Теперь позвольте познакомить
Вас с сим собраньем прощелыг.
Портреты следует запомнить,
Чтоб воссоздать в потребный миг.
Отец шалмана – Грача Черень,
Годов примерно тридцать шесть.
Сам недурён, в себе уверен,
Любитель выпить и поесть.
Последне качество особо
Ценю я в нём – отменный жор!
Кто сядет с ним, - глядите в оба,
Чтоб с блюда куш у вас не спёр.
Сие бывало многократно…
Вот мой совет вам: за столом,
Друзья, не щёлкайте едлом,
Чтоб кончить трапезу приятно.
Ещё он любит вещь такую,
В кой единит природа-мать
И мягкий взор, и грудь тугую,
И гибкий стан, и… в общем – ****ь.
Ну что ж, портрет его закончен.
Прошу простить, коль в чём неточен.
Другой кудесник звался Родей,
Но будем звать его не так,
Чтобы не путать с неким Водей,
Внося в картину кавардак.
Его наречь решимся Жарей.
Теперь наш друг, на радость нам,
Рифмуясь харе и гитаре,
Пойдёт успешно по строфам.
Но что о нём вам рассказать?
-К закуске менее он склонен,
Умея с мякишкой батона
Бутыль «Столичной» засосать.
Он прежде славился дурниной:
По пьяне рвался морды бить.
Однако ж не был он кретином,
Как было принято судить.
-То было лишь порывом чувства
любви к скандальному искусству.
Теперь прекрасной половине
Отдам я должное в строфе.
Её являют две фемины –
О минах их не скажешь «Фе».
Одна из них, знакомьтесь: Воля.
Прибавим «добрая» к сему.
Она безумно любит волю
И не даётся никому.
Она роднёй пришлася Граче.
Избави Боже – узы брачьи!
-Нет, волю с Грачею роднит
Всегда прекрасный аппетит.
По интересам и влеченье…
И часто Грач вопил: - Молю!
Роди мне двойню! Пуд печенья
Тебе за это подарю!
Но Воля, трезво рассудивши,
Что двух проглотов – не вскормить,
Себя вести решила тише,
Чтобы ретивца усмирить.
Вторую пишем Ивой Новой.
-Всегда свежа, во всём нова!
Но в настроении хреновом
Ого! – Бывает какова.
Сие роднит Ивулю с Жарей,
С одною разницей, что тот
Вострит клыки, заливши харю,
А та – лишь в дни, когда не пьёт
У Жари с Ивой вышло складно –
По наблюдениям сужу…
Жаль, нету фактов. Чёрт!
Ну ладно:
Когда добуду – расскажу.
Теперь к конструкции телеги
Явлю вам пято колесо.
Во все века, с времён ковчега,
Оно для ней – ни то, ни сё…
Ну, разве что, как запасное,
Когда откажет основное.
Что ж, колесо то – Водя Ядов.
Куда он катится? - Как знать!
Не знает сам, что ему надо.
Но выпить любит! И пожрать!
А кредо Водино – бездельник.
Его удел – быть не у дел.
О том, как жизнь прожить без денег,
Узнать он сызмальства хотел.
Ну всё, теперь конец картине.
Увы: скотина на скотине!
* * * * * * *
Итак: в назначенное место
Припёрся Водя раньше всех.
В июльский день, такой прелестный
Он был с похмелья, как на грех.
Сидел и ждал свою команду,
Чтоб в разговоре сбить тоску,
С негодованьем чуя задом
Скамейки жёсткую доску.
Подходит Жаря, звякнув литрой,
В улыбке щеря битый рот:
-Давай, хлебнём для аппетита, -
И рюмку Воде подаёт.
Ну что ж, хлебнули, - право вкусно!
И, с аппетитом закурив,
Плевали смачно и искусно
В планшет, стоящий впереди.
Какой-то деятель «из бывших»
Смотрел с планшета горд и сыт.
Ему, поди, уж дали вышку,
А здесь, гляди-ка, - всё висит.
Пришёл с дымящей папироской
Сам Грач. И шахматы при нём.
Как пел нам некогда Высоцкий:
«Он спит с доскою, - силы в нём!»
От ся замечу: спать с доскою
Полезней, нежели с женой,
Поскольку больше с ней покою
А ныне ценится покой.
-Ну что, партеечку в шахмашки?
Или возьмёмся за рюмашки?
-Повременим, - решает Водя, -
Сыграй с ним, Жаря, сможешь?
-Вроде…
И Водя, снова не у дел,
На край скамьи в уныньи сел.
Как вдруг он видит: дряхлый дед,
Зажавшись, ищет туалет.
Сие забавное явленье
Безмерно Водю веселит.
Хохочет он до исступленья.
И что же? – Дед в штаны валит!
Толкает Водя в спину Грачу:
-Смотри, щас со смеху заплачу!
Но Грача в мысли погружён –
Одну лишь доску видит он.
Тогда толкает Водя Жарю…
-Уйди! – шипит тот, - Щас ударю!
Но, краем глаза взяв сюжет,
Хохочет тоже – спасу нет!
Но, веселяся, дал вдруг маху,
Открыв Грачу дорогу к шаху.
Теперь смеялся вволю Грач.
Обидно Жаре, - хоть ты плачь!
Он объяснить хотел промашку
На состраданья языке,
Мол: перепутал пешку с шашкой
И заблудился на доске…
На это Грач ответил матом.
Тойсть: к королю воткнул ферзя –
Чем объяснил вполне понятно,
Что на доске блудить нельзя.
Но тут явилися фемины,
Прервавши споры и тоску.
Одеты как на именины,
На головах – по парику.
К чему сие, - ужель дань моде?
Нет, просто после трезвяка
Они башкой сияли обе
Как будт два медных пятака.
Тойсть: бриты были под нулёвку
Рукою твёрдой старшины.
Но, применив одну уловку,
Плутовки были спасены.
-Из пышных веников умело
Враз причесон соорудив,
Они на люди вышли смело,
Всех поголовно восхитив.
Пришла и Волина собачка
По кличку Золка.
-Злая, знать.
-Хороша сука, - молвил Грача.
А Воля: - Ты её не гладь!
-Да, если гладить, так хозяйку! –
Мгновенно Грач сообразил,
Попутно вспомнив, как в трамвайке
Он контролёршу соблазнил.
-Довольно, Грача, - ропщет Воля, -
Тебя я, в общем-то, люблю,
Но ты не лезь ко мне, не то я
На тя собаку натравлю!
-Что мне собака! – гнётся Грача, -
Ведь я не первый год женат!
А это что-нибудь да значит,
Жена-то тоже ведь не клад!
Твоей же сучке зверства чужды –
У ней порода не така.
Не искусает мя без нужды. –
Рупь ставлю против пятака1
-Нет, - молвит Воля, - Наша Золка
Хотя по виду и смирна,
Но, к сожалению, она
Родилась от тамбовска волка.
К тому ж, когда я уезжала,
У Ивы Золушка жила
И до того скандальной стала,
Что я боюсь её сама.
-Оставим бедное животно, -
Решает Грача, - Сядем в круг,
Да и позавтракаем плотно.
И первый тост я пью за сук!
С обидой Воля закричала:
-За сук потом, за нас сначала!
-Ну ладно, - Грач решил вопрос, -
Объединим вас в общий тост!
Располагайтеся на травке
И – по рюмашке для затравки!
За ПЗД!… Звенит стекло
Звездой содвинутых бокалов.
Тепло по жилам потекло,
Бутыль пустая отлетала,
Катяся с шорохом в кусты.
Блеснули первые улыбки,
Как света луч из темноты…
И взяли все солёной рыбки.
Достоин описанья стол,
Кой заменила им газета:
Капустный в баночке рассол,
Великолепные котлеты,
Редис, томаты, огурцы,
С яйцом зажарены хлебцы,
Пирог грибной на сковородке,
Ещё – селёдка иваси,
И бок копчёной пороси,
А средь стола – три литра водки!
-Друзья прекрасен наш союз! –
Прошамкал Грача, насыщаясь.
Он, как всегда, вошёл во вкус
И жрал, блаженно ухмыляясь.
Друзья его – на всякий лад
Хвалили трапезу. Лишь Ива,
В роскошный стол уперши взгляд,
Порола закусь молчаливо.
-Ты что ж невесело глядишь? –
Ей молвил Жаря, - Понимаешь:
Я ведь боюсь, раз ты молчишь,
То больше нашего срубаешь.
Поведай нам свою печаль,
Мы может чем тебе поможем…
Поверь: закуски мне не жаль.
Но этак быстро мы не можем!
-Оставьте Иву, - Шепчет Воля, -
Она молчания обет
С утра дала себе – дотоле,
Пока не кончится обед.
Ну что ж, тут все, прибавив злости,
Взялися за копчёны кости…
Как вдруг на столб, стоящий рядом,
Ворона села толстым задом.
-Эй, выпить хочешь? – Крикнул Жаря,
И рюмку с водкою поднял.
Вниманья столько к этой твари
Ещё никто не проявлял.
У ней в зобу дыханье спёрло,
И, от избытка чувств видать,
Она во всё воронье горло
Истошно начала орать.
Орёт минуту, две, и третью
Четыре, пять, и шесть, и семь…
Всё громче, гаже и наглее…
Ну, словом, - рёхнулась совсем.
-Да уберите эту мразь! –
Вскричала Ива, подавясь.
-Я щас! – Поднялся грозно Черень,
-Сидите, справлюсь и без вас.
И, как всегда, в себе уверен,
Он по столбу ногою вхерил,
Но промахнулся. Вот те раз!
Нога скользнула лишь по краю,
С собою тело увлекая.
И Грача, крякнув, крепко лбом
Поцеловался со столбом.
-Э, погоди! – Вмешался Жаря,
-Кончай хреновину пороть!
Мы по нему щас хором вдарим,
Так будет лучше. Верно, Водь?
-Ага! – Рёк Водя. Грач тут вылез,
Ругнулся, сплюнул на штаны.
На столб гурьбою навалились
И дружно выдохнули: - Ы-ы!!!
Раздался треск, и столб поехал,
Скрипя иссохнувшим нутром.
И, прощелыгам на потеху,
Скамью рассёк, как топором.
Под той скамейкою спал дворник,
Блюдя законный выходной.
Его нашли потом, во вторник,
Лишь по случайности одной:
Играли там детишки в прятки,
Да и наткнулись на хрыча.
Но это мелочь. Всё в порядке.
Бывает всяко сгоряча.
А что ворона? – А ничё…
Слиняла, сплюнув чрез плечо.
Ребята, выпив за удачу,
Решили малость покурить.
Тут зверский зуд нашёл на Грачу:
Он к Воле стал шары катить.
-Ну что? – Мигает пьяным глазом,-
Здесь все сегодня холосты.
А то я, если чё, так сразу.
Короче, Воль, айда в кусты!
Уже рукам даёт он волю,
Но Воля в руки всё нейдёт.
Тем времнем Жаря, Иву холя,
Ей дифирамбину поёт.
И, приобняв её покрепче,
Губами в ушко: -Шу-шу-шу…
-Иди ко мне, - он тихо шепчет, -
Я дивну сказку расскажу…
Но Ива, этако услышав,
Враз обрубила все хвосты:
-Пшёл вон! – промолвила чуть слышно,
-То Водя выдумал, не ты!
А где же Водя? Он под шашни
Своих друзей, подчистив стол,
Теперь курил и нервно кашлял
И новый стих из мыслей плёл.
Всяк в своё дело углубился
И массу сил в него вложил.
Глядишь: чегой-т кто б и добился,
Уж Водя б – точно стих сложил.
Но божий мир, известно, тесен
И, как на грех, - в сплошных грехах:
Вдруг три вдовы к тому же месту
Пришли. Видать послал Аллах.
Собою очень недурёны,
Тойсть: всё при всём, - есть за что взять.
Да и не очень состарёны:
-Годов по двадцать, двадцать пять.
Они с улыбкой созерцали
Потуги тщетные друзей
И, просмеявшися, сказали:
-А мы б ломаться так не стали!
Ужо устали без мужей,
И были б рады вам, ей-ей!
Тут Грача Волю выпускает,
Любезно вдовам зубы скалит.
Такие речи по всему
Страсть полюбилися ему.
И Жаря, пёсий сын, туда же:
Он, с Ивой не простяся даже,
Зовёт молоденьку вдову
И садит рядом на траву.
А Водя наш – ваще слов нету:
-Он даж припрятану котлету
Дарит вдове, что пошустрей.
И уж сидит в обнимку с ней.
Читатель вредный скажет: - Что вы!
Откель в наш век младые вдовы?
Тем боле так, что сразу три.
Нет, сочинитель, брат, не ври!
На то отвечу очень просто:
Любая щас на грани вдовства.
Коль муж в отъезде дня на два,
-Она считается вдова.
Опять бокалы прозвенели,
Но на сей раз – в нестройный хор.
И всяк, с вдовой на свой разбор,
Заговорил уже о деле.
На ту картину долго Ива
Смотрела зло и молчаливо.
А Воля ей: - Ну что? Пошли…
Они же вишь: других нашли…
Тойсть как – пошли?!
-Мы ж их вскормили,
И столько лет их честь хранили!
И вот теперь отдать ****ям?!
Нет! Ты как хошь, а я не дам!
И Ива после этих слов
Начла снимать друзей со вдов.
Но дохлый труд! Нельзя спасти
Тех, кто спасения не ищет.
И вот, устав до тошноты,
По парку Ива грозно рыщет.
-Нашла! – Дюймовая доска
Продлила руки на два метра.
И, к снисхожденью далека,
Уж мчится Ива с рёвом ветра,
Объята бешенством быка.
Вот к Воде Ива подлетает,
Поскольку Водя ближе всех.
И Водин череп испускает
Звук – как расколотый орех.
Поплыли рифмы из калгана
Как будто крысы с корабля.
Но, словно звёздочка в тумане,
Мелькнула трезвая мысля:
-За что страдать? Уже в Магнитке
Калек достаточно и так…
И голос внутренний, как в пытке,
Ему вскричал: - Беги, дурак!
Не стал ждать Водя продолженья,
Схватив поллитру, он бежит.
А Ива, страшное явленье,
Над Грачей коршуном висит.
Себе Грач действовал, что надо –
Вдову он правил мастерски!
Увы! За то ему наградой
Был по балде – удар доски.
Тут Водин вопль он слышит жуткий:
-Давай сюда, ядрёна вошь!
Сегодня с Ивой скверны шутки.
Фламенко с нами! Водка тож!
А Ива к Жаре по газону
Несётся, яростью дыша.
Раздался треск и Жари стоны…
Доска, признаться, хороша!
Но мало этого зверюге –
Она, рыча, бьёт Жарю в глаз.
И, с диким выкриком: - Ах, суки!
За вдов усердно принялась.
От бойни той, не чуя ног,
Благоразумно Жаря сбёг.
И молвил Грача: - Как ты мил!
На грабли, что ли, наступил?
А что творилось на газоне!
-Рыданья, визги, рёв и мат…
Пытаясь Иву урезонить,
Суёт ей Воля мармелад.
Напрасно! – Ива в исступленьи.
Но мармелад, заметьте, жрёт.
И Воля, в тихом изумленьи,
Шептала только: - Во, даёт!
Друзья же наши, вскрыв поллитру
И точки выставив над «i»,
Уж не спеша уходят в титры…
Ну что ж, - будь счастливы они!
* * * * * * * *
А что ж со сквером? Загробастав
Тех, кто считался в дураках,
Туда отряд энтузиастов
Пришёл с лопатами в руках.
Им дан наказ горисполкома:
Перекопав засраный сквер,
Засеять репой и морковью
На приусадебный манер.
Чтоб дети не были калеки,
Должон жрать овощи народ.
Короче: в следующем веке
Там будет дивный огород.
* * * * * * * *
Магнитка… Кто её не знает…
Ужо, пожалуй, знает всяк.
В ней год от года процветает
Начальник, пьяный, да дурак.
Урал-река гниёт, мельчает,
В её заливах вымер рак.
Полно на улицах собак,
Которы мусор подъедают.
Паршивы голуби порхают.
Смердит завод – живого враг.
Здесь только спида не хватает,
Здесь солнца нет, здесь правит мрак!
Здесь всяк свою житуху хает,
Мотая сопли на кулак,
И голос разума стихает,
И всё не едет воз никак.
И бед народ не замечает,
А потому – кругом бардак,
И в нищете талант сдыхает,
Но гордо реет красный флаг!
И всё б ничё… Да всё не так…
16.01.89 г.
Свидетельство о публикации №114012207809
Рафаиль Уразаев 19.06.2014 23:33 Заявить о нарушении