Животное

Посвящается моему самому любимому тогда мужчине

Я вижу как вонзаю в его обнаженное  тело кинжал и провожу им со середины,  до живота. Моя рука ощущает силу сопротивления его мышц, мои пальцы сжимаются от того усилия, с которым я делаю это. Я испытываю удовольствие от сопротивления моего кинжала, а еще большее удовольствие от  того, что это его оружие. Большие и рваные раны на спине. Он вытягивается, спина выпрямляется и из согнутой становится ровной. А я ударяю и ударяю. Я бью по плечам, в шею, спину. Особое удовольствие провести ножом от плеча до середины спины. Кругом собаки, но я вижу только одного – его Джека. Он ждет полоски мяса. Я испытываю желание сделать то же, что и Джек. Но я даже не пишу этого слова, т.к. помню, как предупреждала Елена: Ни в коем случае не… »
Я бросаю его куски Джеку, тот их мигом уплетает. Как бы я вгрызлась в это тело! У меня сводит челюсти, у меня текут слюнки. Я не тронула его грудь. Я любила его, я любила ее. У меня не поднялась рука испортить эту красоту! Пусть он лежит на ней и медленно умирает, не видя неба, кусая подушку и истекая кровью! Нет, нельзя  «медленно»! Если медленно , то у меня самой появится жалость  и я приду спасать его. Нет!  Пусть умирает в боли, слепящей и все крушащей! Пусть будет в полном сознании, пусть все видит, чувствует и понимает.

   Он ходит как зверь по комнате, не видя окна и двери, он прижимается грудью к стенам, пытаясь заглушить боль от ран. Он катается больной спиной по полу, воет , бьется головой об стены и пол, ищет прохлады для истекающей кровью спины.
- О, если бы рана была в сердце, - думает он, - я бы прикрыл ее ладонью и вынул сердце! Но мне не достать до спины!

    Я смотрю на него, умирающего, и уже готова простить его, как в нем прорезается злость и он начинает крушить стены. Изо рта идет пена, лицо вытягивается в звериный оскал.  На него рычит собака, наблюдая за ним   отсюда, со мной, из окна. У собаки вздымается дыбом шерсть. Человек по ту сторону стекла звереет. Его зубы становятся клыками, глаза мутнеют. У меня появляется страх, и жалость проходит. Но тут эта звериная морда приближается к окну,  и я вижу просьбу в глазах:
- Спаси, спаси, за что?
- За любовь, - отвечаю, - за поруганную нашу любовь. За Алису, пятимесячную девочку, маленькую, беззащитную. За Танюшу, измученную тобой. За Леди Та, захапанную и теперь брошенную. За шлюху Ольгу, которая совсем тебя не трогала, а ты вмешался и в ее жизнь! За Надюху, которая через год и спать с тобой не легла! За всех нас, соблазненных тобой!

Рядом стоит Ольга Soglasna, в высоких длинных сапогах, затянутая в талии пояском, в светлом плаще. Ольга стоит и смотрит с прищуром на него:
- Ну что, я жива, а ты – вот, умирай!
У Ольги нет к нему жалости, она на жалость неспособна.
Подходят мудрая Леди Та. Она жалостливо смотрит на него:
- Я тебя прощаю, умри с миром!

У окна бьется маленькая Алиса, стучит кулачками, бьется головой о стекло с этой стороны: гладит пальцами его лицо, словно и нет между ними стекла:
- Я люблю тебя, я люблю тебя, не умирай!
Она бросается ко мне:
- Спаси его, спаси! Не дай ему погибнуть!

   Зверь за стеклом замер. Он ждет моего решения. Я смотрю на женщин рядом, я одна должна принять решение: одна жизнь против их трех жизней + моя. Он все равно убьет их. Алиса – девочка, она верит в сказку, она верит, что бешеный зверь там – не сожрет ее здесь. Циничная Ольга смотрит прищурившись: все таки жалко, такое тело...
Женственная Леди Та тоже задумалась: она всегда была против него, но вот потом поверила, появилась эта девочка, Алиса. И он забыл ее, Леди Та, кокетку и женщину. Он стал жить ради Алисы, холить Алису, любить Алису. Он стал для Алисы всем – ее отцом, против воли которого она появилась,  он стал для Алисы ее первым мужчиной, с которым она познала таинство женской любви. Поэтому и бьется сейчас бедная девочка о неразрушимую преграду между им и собой, умирая по эту сторону стекла, просит спасти его от смерти. Бедная Алиса, ее давно уже бросили, как бросили Леди Та, вцепившись сейчас, напоследок в Ольгу.
   
   Леди Та в раздумье, она знает, что Алиса может умереть, как умерла уже давно на эти восемь месяцев Леди Та. Только Алиса  умрет без него, ее спасти будет невозможно. Алиса умрет здесь же, как только умрет Кот – этот страшный зверь. И Леди Та сама закроет ее глазки, сама бережно поставит надпись на памятнике, запрячет все Алисино в сейф с надписью «Кот»  Девочку спасти нельзя. Она была создана против его воли, рожденная назло ему и вопреки ему. Она с ним и умрет.
Леди сотрет даже имя из своих  архивов.
Леди Та больно. Она присутствует при смерти  двоих.  Она может попросить меня не убивать  его, но она этого не делает. Она не делает этого потому, что знает, если он останется жив – он убьет Алису сам. Кинжал будет в груди девочки, в сердце. С ней будет не только боль, страх и ужас, но еще детское недоумение: за что? За что ее так? За ее любовь? Ну тогда мир совсем неправилен, если за любовь убивают!
   
   Леди старается быть твердой. Ей трудно и  я благородно перед ней склоняюсь.
Я знаю, что Ольга изменит имя. Станет или Леной или еще кем-то. Ольга умрет ненадолго, но возродится. Она цинична и жестока, резка и красива. Она стерва и это знает. Мудрая Леди Та умрет тоже. Они умрут почти сразу после него, но у них есть надежда выжить. Я должна дать им эту надежду. Надежда умирает последней.
Алиса почти не дышит. Она все поняла. Она поняла, что сейчас умрет. Но она хочет умереть рядом с ним, так  рядом, как и жила, единым целым, одним дыханием. Она целует его мутнеющие глаза. Она пытается через стекло поласкать ему спину, так, как он это любил.
Я замираю и плачу сама. Я вижу ее полуженские - полудетские пальчики с гладкой белой кожей и несколькими укусами комаров, ровные ненакрашенные ноготки. Я вижу ее, целующую это холодное стекло, ее крохотный язычок, облизывающий его оскаленную морду.
Я слышу ее нежный тихий голос, полный боли, любви и страдания:
- Родной мой, любимый мой, прости меня, я не сберегла тебя, я не могу тебя спасти!
Я плачу вместе с ней. Я медлю. Потому что жизнь этой девочки на кончике его охотничьего кинжала, зажатого сейчас в моей руке. Я тяну время, чтобы дать ей секунду жизни.
Она молится,  она гладит пустое холодное стекло, и…О, ЧУДО! Его боль смягчается, и появляются человеческие черты. Девочка делает чудо – она спасает его через толстое стекло!  Кровь останавливается, раны начинают затягиваться.
Я попадаюсь на эту магию ее действий.
Он просит:
- Девочка моя, говори! Твой голос имеет магическую силу для меня. Я попадаю под его обаяние.
Шевелится Ольга. Она тоже довольна: она жалела этот прекрасный мужской экземпляр.
Леди Та молчит. Она все знает. Она умеет расставаться. Она умеет спасать и восстанавливать из мертвых. Она умеет поднимать мертвых. Пусть на час –два, вечер, сутки. Она знает, что она его еще увидит.  А вот Алиса – нет. Она уже замерла от неизбежного, эта Леди.  У нее спокойный ровный голос. Моментами она кажется каменной или равнодушной. Но меня не может обмануть эта ровность. Она уже попрощалась с девочкой.. Она вспомнила, как Алиса появилась на свет, как она прятала ее в чулан от него, сердитого, как он  был недоволен именем и все остальным. Как она , Леди, отошла в сторону, любуясь Алисиным счастьем.
Алиса спасает любовью. Леди – знаниями. Леди знает, что сейчас произойдет. Это она, Леди Та, не убила его тогда, в июле, а выпустила  в свет это чудо – Алису,  маленькую рассудительную девочку с кучей вопросов: почему? Она создала эту Алису, которую он сейчас убьет. Она все знает. Она прощает ему всю ту боль, что он причинил ей, но она никогда не простит ему смерти Алисы,  этой шкодной морды  с кличкой Рыжая мордаха..

Ольга тоже не может его простить. Зачем он полез в ее жизнь? Что ему нужно было? А теперь и ей  в своей жизни нужно многое менять. Нет, Ольга не злится на него, но пусть лучше он уйдет.
Я жду минуту. Я знаю, что сейчас будет. Алиса дала ему силы. Он живой, он – человек. Я смотрю на его собаку. Пес в удивлении. Он хочет повилять хвостом, но чует что-то недоброе. Я смотрю на него и вижу, как поднимается у собаки шерсть на загривке. Краем глаза я вижу, как мощной глыбой за стеклом поднимается он, вдавливаясь в стекло и выдавливая его сюда, наружу. Я вижу, как Леди Та бросается к девочке, но Алиса уже мертва, раздавленная стеклом и тушей. Темная туша с оскаленной пастью движется дальше, на меня, на Леди и на собаку. Пес замирает от ужаса, оглядываясь на меня. Леди уже застыла в своем горе. Бесполезно что-либо говорить ей. Потом она сможет на недельку оживить Алису, просто от боли и тоски. Но это будет зомби и Леди Та сама отправит ее назад, если не произойдет какого-либо чуда. Леди Та не дышит, она не видит туши, она оцепенела.
   
     Красиво вытянулась Ольга – не боится его совсем. Ох, она бы и пофлиртовала, приди он к ней, даже сейчас!  Морда и туша двигаются на меня. Все ближе и ближе. Я стискиваю в ладони кинжал, сердце от страха уже не шевелится. Господи!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!  Какое доброе и любимое лицо, где я знаю каждую черточку!  Карие добрые глаза! Добрые - добрые, прищуренные в улыбке, Да, он знает, он знает, что я не выдержу  и не смогу это сделать!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!  Сделать то, что должна!
Руки тянутся ко мне и почти вынимают из моей ладони кинжал. Какие теплые и чуткие пальцы, какая нежная и сильная ладонь! Я медлю, я погружаюсь в его глаза. Я люблю его! Я люблю его!  Слез нет, но грудь и сердце начинает щемить. Щенячьи карие добрые родные глаза. Я отступаю, я не могу! Ну оскалься, ну разозлись на меня, Чтобы я смогла! Напади на меня, наконец! Вдруг собака бросается мне под ноги, я отступаю и вижу оскал лица, которое злорадно наползает на меня, вижу Леди Та, застывшую на руках с Алисой. Девочку нужно достойно похоронить, а не давить ее еще раз! « Она раздавлена. Все больно». Морда, или, лицо все ближе. Глаза гипнотизируют меня.
Я закрываю глаза, но слышу :
- Открой глаза, смотри на меня! – мой самый любимый голос, дающий мне самое мое любимое приказание ! Я открываю свои глаза и вижу его глаза, от которых мне не оторваться, так бы и потонула в них!

И я со всей силы, разваливаясь на кусочки и умирая от каждого удара, провожу ножом по ним, этим самым любимым, этим родным для меня глазам,  которые смотрели на меня в темноте, лаская меня и вытаскивая меня на свет из прекрасного любовного небытия. Эти плечи, эта грудь, эти руки!

Я в беспамятстве ударяю в лицо, я наотмашь режу глаза, я попадаю ножом в рот, прорезаю до челюстей щеки! Я чувствую, как хрустят его зубы..  Я бью в плечо, но нож дальше не идет – мешают кости ключицы. Тогда я вытаскиваю нож и ударяю в грудь, эту мою любимую грудь, на которой я засыпала столько ночей! Я попадаю прямо в сердце и, не вытаскивая ножа, резко режу тело вниз, вбок, в стороны. Хруст ребер, треск разрываемой ткани. У меня во рту слюна, во мне проснулся охотничий азарт. Я кромсаю это тело так, что в нем уже не остается ничего человеческого. Какое счастье, что Алиса уже мертва!

    Мне помогает собака, оттаскивая клочья от тела. А это, наверное, сердце! Как легко оно вынимается! Я беру его в ладони. Нет, он никогда не дарил мне ничего. Даже такого простого – сердца! Но я смогла подержать его в руках. Я гляжу на него, нежно прикасаюсь к нему губами, целуя – и швыряю собаке. Собака сердца не ест. Подходит Ольга и давит его сердце каблуком. Леди Та подбирает то, что осталось, кладет на грудь раздавленной Алисы,  прямо в ладони. Мне показалось, что руки Алисы слегка дрогнули, прижимая к себе то, что она так мечтала получить при жизни – его сердце – сердце к сердцу. Замученная до смерти девочка и его сердце. Эти сердца все-таки соединились, но какой страшной ценой!
- Я вытираю нож, а собака поедает все остальное.