Депрессия

Опять душа принимает лягушачьи позы,
Становясь до ничтожности нелепой.
Мысли мои – неповоротливей бензовозов,
А рассудок – из полубезумия слеплен.

Тело забыло, что у него есть кости,
Пропиталось сущностью моллюска.
Мигнув, то ли от боли, то ли от злости,
На одну лампу ослепла люстра.

Часы на столе свалились нА бок,
Как пьяницы в канавы.
Цифра восемь показала то, что мне не надо,  *
Не дай бог, священники правы.

Пробирающий холод вязок, как дёготь, ни чаем
Не согреться, ни пледом.
Я пытаюсь говорить, но мне отвечает
 Лишь покойный Летов.

Злобно-жестокие, невидимые пальцы давят
Моё горло изнутри.
И корчась, подыхает, как кролик в удаве,
Не вырвавшийся крик.

Откуда-то явились тощие чёрные бестии,
Требуют : «Приголубь».
Упав в трехметровую яму депрессии,
Я слабыми руками копаю вглубь.

Повсюду бессмысленность – несокрушимее,
Чем законы гравитации.
Она всё светлое души моей
 Подвергла ампутации.

Мне больше нечем смеяться и любить,
Отсечено безжалостно и напрочь.
Видать из гнили мойры мне ссучили нить.
Перестарались с грузом нА плечи.

Трупы убитых радостей зловоннее
Беспробудного горя и бед.
В мозгу, как фурункул, зреет агония,
Вместо гноя, готова выплеснуть бред.

Все красивые слова попрятались, как воры от дознания,
Замуровались – не выковырить.
Лезет лишь рвотная масса подсознания,
Такое, что и не выговорить.

Попав, как в капкан, в роковую немилость,
Я уже не найду ни смысла, ни суть.
Что-то важное лопнуло, сорвалось, покатилось,
Ось вселенной вонзилась мне прямо в грудь.

И каждая минута бесцеремонно и грубо
Готовит лишь новую издёвку.
Жаль, двадцать лет не менялись трубы,
И не к чему привязать верёвку.


*если цифру 8 положить на бок, получится знак бесконечности.

Февраль 2010 года