Юнпиону Апполоновичу Пушкарёву

Воскресенье, двадцатое марта.
Я живой, но не свеж после сна.
К провиденью иль богу взывая,
удивляюсь внезапно: "весна!"
Холодок от окна, вестник ранний,
"Продолжается жизнь!" - прошептал.
Пошло узок диван: ни Наталий,
ни Людмил - лишь холодный металл
заставляет сжиматься рассудок:
"Сир, заброшен, безрадостен, стар!"
Нет любимого времени суток,
не сияет сакральный кристалл...

Старина Юнпион Апполоныч,
почему я вдруг вспомнил тебя,
ветерана, ушедшего в полночь,
но бойца до последнего дня?!
Сам давно уж не молод, нуждаюсь
я в бойцовском упорстве досель,
ощущеньем напрасности маюсь,
слишком часто, увы, вижу мель.
Вот и ныне, под Клэптона блюзы
(мой каналу "Культура" респект!)
вспомнил я сокровенные узы,
братской вольницы радостный свет.

Без чинов, без казённых уставов,
по-простецки, у вахты, в кружок,
погутарить, пока старый "пазик"
за "десантом" ещё не пришёл.
От беседы яснело сознанье.
Пусть наивными были стихи
и партийные бдили пираньи, -
мы прощали занудам грехи.
Было что рассказать ветерану
школярам, да и юному мне.
А в поэтов кругу, врать не стану,
свят бальзам той беседы вдвойне!

Ты увидеть успел Перестройку
и ушёл на закате, когда
не до нас, чудаков, было бонзам,
поспешавшим сказать Рынку "да".
Ты ушёл незаметно. Не знаю,
вёз ли "пазик" тебя на погост...
Знаю лишь, здесь тебя не хватает
и остался подвздошный вопрос.
Не поднять, не собрать, не восславить,
не собраться с собратьями в лад!
Заржавел тот горкомовский "пазик",
что возил поколений десант.

            2012, март-октябрь