Не всё то золото, что блестит

Мюнхгаузен решил, что удивительнее нет павлина,

Чудесным голос должен быть, коли - блестящий лик,             

Но в жизни часто распрекрасная витрина

Скрывает за обёрткою лишь голый пшик.

Он так и этак подбирался деликатно к дивной птице,

Расхваливал, миндальничал и падал перед нею ниц,

В глаза заглядывал к кокетке-чаровнице

И умиления слезу лишь смахивал с ресниц.

Ах, как хотел услышать чудный и прекрасный голос

Небесной, редкой, небывалой красоты,

Извёлся сам и проявив смиренно кротость,

Курил ей фимиам и рассыпал цветы:

"Спой, несравненная милашка. О, царица!

К тебе взываю страстно, свет моих очей,

Любви моей ты пылкой, незабвенной - жрица,

Лишь только, славная милашка, не робей."

Блеснула птица здесь позицией балета,    

Заверещала, завопила, что есть сил,

Вороной каркнула – грудь колесом при этом,

Барону белый свет вдруг стал тогда не мил.

И сделал тонкое, ценитель, наблюденье

О том, что золото не всё, что так блестит.

Не от ума мы часто складываем мненье,

Зрить в корень надо - так обманчив внешний вид!