In fine litterae Liberia

Новый Год шарахнул фейерверком, пономарь качнул колокола,
дни каникул, спущенные сверху, отгуляли Дон и Колыма.

Загадал я:  если Он сподобит
мя восстать живым на день восьмой –
то есть, получается, сегодня – дописать последнее письмо.

Во дворе дрова лежат рядами у меня опять, едрёна мать,
за дровами (или деревами?) леса, как и прежде, не видать!

Растекаясь "мысию по древу", я спроста, что хуже воровства,
сдуру помянул Марию Деву, всуе слово молвил про Христа,

прикрываясь  буквою заглавной.
Про  опустошение души
я тебе не написал -  о главном.  Впрочем, что теперь ни напиши,

от всего  зевота скулы сводит. Не себя ли только в том корить?
Ну, и всё же, друг мой, о свободе до конца хочу договорить.

На цитаты был растаскан Тацит, не смотря на жуткое враньё,
мы слова «imago libertatis»** помним со студенческих времён.

Переворошив законов своды и великих самых мудрецов,
это только видимость свободы, понимаем мы в конце концов.

В чём Корнелий Публий дважды прав – он
говорил  понятным языком:
в государстве лишь дурные нравы  порождают правильный закон,

в том и заключается коварство – сей лукавый выводил мудрец –
чем их больше пишет государство, тем быстрее и его конец.

Бог?
Конечно.
Но – какая жалость – здесь бессилен и Его Закон:
как исправить нравы, оказалось, ни черта не ведает и Он…***
__

*завершение письма Либерию
** видимость свободы
*** на этом письмо обрывается