Сказание о Чу-Пи-Гаве, Пистолетове и Святой Троице

У нас как что интересное появляется, (правдивое, значит), сразу переписывать начинают:
« Я хочу!», «и я хочу!», « и мне… и мне…» В Сибири тетрадки свои по сидорам затаривают. У каждого по «хатам» найти можно. На это она, археология, и есть. Сказкой назовёшь – все с кулаками на тебя и накинутся; что ни тетрадка – полная правда! Тарборея, одним словом! Большая страна правды. Затаренная потому что. Вот и сохранилась.

1. Соратники называли его Пи-Чу-Гви, что было удобно для произношения и армейского устава секретности. Так он и вошёл в анналы Истории. История же эта была весьма забавной. Сами посудите, певец Пистолетов в это время катался верхом на попадье и её дочке, за что сам же себя Балдой и называл. Друг его закадычный – почти француз, что за кадык водку заливать любил тогда ещё потребовал вторую часть этой сказочной истории во пламени сжечь, даже за кадык Пистолетова схватил! Вот так и сцепились на снегу, всё там повытоптали дочерна, и речка там теперь Чёрная от праведной злости.
2. Славная история получилась. Все теперь её переписывают – и Цари-самодержцы, и президенты... Один только Суровый начальник с денщиком в избушке поселившись,
сидит, за голову схватился, - болит она у него как у Понтия Пилата. Власть – она как святая Троица – в три персоны: справа добрая, сочувствующая да нарядная, слева (Рацио, значит), войском Сурового щетинится. А по центру, который – для Отца, за неимением оного Матушку посадили.
3. Академизм – вот что нас спасёт, говорили этруски и Рим строили. Но это далеко. А у нас, говорит Академик, «в три погибели». От слова «погибнуть». А так как трижды погибнуть невозможно, то и выходит, и в Академизме спасенья нет: не от «гибели», а от гибкости он, что на практике трижды согбенными и подтверждается. Гиперборея согбенная. Положение, сами понимаете, неудобное, - Рим в такой позе не построишь, даже Третий. На время бы хоть распрямиться, чтоб дух перевести. Вот Пу-Гви-Чу и распрямился. Сразу героем и назвали! Но если неточности какие, то это потому, что я сам с переписанного читал.
4. Там ещё про дух писали, что не материальный он, а голый, чтоб под танки. Прямиком. С материальным доказательством. Поди его теперь отыщи! Но об этом потом. А тут Пё-Гви-Чуа «Бо я – Рода, - говорит и бороду гладит: «Вот победим – побреемся!» Если память не изменяет, один такой в горах сидел и победить собирался... победил и не побрился. Так дым от костра в бороде и остался, и спасает его, хранит. Его так Кастром и называть стали. Но об этом потом. Далеко от нас потому что, да и русского правописания там не ведают. Но я – про Пистолетова, вернее, про книжонку его.
5. У капитана дочка была, так Пистолетов про них всю правду и написал! Да такую, аж сам испугался – как из пугача по нему резанули! Второй том сжёг и в Петро-ретро-бург уехал, да только от судьбы не слиняешь. Главный Академик, который уже Третий Рим строил,  его и приютил. Пистолетов ему в благодарность за это книжку пасквилей накатал, что – полуподлец, но надежда ещё есть(добрый человек был!), мыться перестал, спал в сапогах и китель швырял всю оставшуюся жизнь там, где снимал.  Ещё Дворецкий Академику на него из-за этого жалобы в Академию строчил с веником в руках да со слезами на глазах. Нехорошая хорошая история получилась, жаль рассказывать некому. Трижды все погибли. И позабыли всех, и поросло травой нерукотворной и место, и время, на него отпущенное. Была Страна Гипер-супер-Борея, а теперь тут – Гирляндия. Ибо всё как хотели, так и закончилось. С героем разобрались в Царской палате. (Тогда «бандитов» ещё не в пресскамерах «судили»). Потому как в процессе расследования выяснилось, что Воеводой он был. В Тартарии. Не знали? Так это же – бывшая Империя Мстислава Аттилы. Мсти, Слава! – говорили ему. То-то и боялись его и Матушка, и вся Святая Троица.
6. Только Суровый полководец бывший сидит на даче, у печи греется, а голова не проходит.
Ничто там не проходит – на краю Вечности.