что же занимало его ум и воображение? ничего определенного. смутные мысли и смутные чувства. когда он слушал музыку, ему казалось, будто с ним говорят, и он хорошо понимает сказанное. но перевести эту речь в обычные слова было невозможно. еще важнее, чем эта речь, было общее впечатление от исполнения. как бы окраска, тон голоса. он не любил вокал. но ему нравились голоса некоторых певцов и певиц. это было как раз то самое, что он больше всего ценил в пианистах, – манера исполнения. Шуберта он предпочитал слушать в исполнении Кемпфа-старшего. поначалу он слушал разных композиторов и разных исполнителей. у него была даже мысль собрать и прослушать все доступные записи, то есть всю музыку, включая почти неизвестных композиторов, вроде Тубина и Аттерберга. но он быстро убедился в неосуществимости этой затеи. причина была не во времени, которое бы на это потребовалось. слушать музыку композиторов четвертого, третьего и даже второго ряда, вроде Сен-Санса и Мендельсона, было невыносимо. поэтому он отказался от своего плана. он слушал музыку только самых выдающихся композиторов. однако любой из них был так велик, что можно было ограничиться им одним. вот так постепенно вся музыка для него свелась к музыке Шуберта. а вся музыка Шуберта – к его фортепьянным произведениям. этим, однако, дело не закончилось. на протяжении месяцев он вставлял в проигрыватель одни и те же диски с записями шубертовских сонат, сделанных Кемпфом и Бренделем. а потом выбрал из них один и уже не вынимал его из проигрывателя. это была запись Седьмой сонаты Es-dur в исполнении Кемпфа. он мог слушать ее часами, снова и снова, пока не притуплялось воображение. хотя «воображение» в этом случае – неподходящее слово. не было никаких образов. только чувство нежности и тепла.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.