У камина

И тишина. И жар камина.
Грот ночи, стёрший потолок.
А там, на сцене, с гордой миной
Актёр читает монолог.

Атлас накидки его алой
Спадает... падает... парит…
И любит жест его усталый.
И весь в софитах серебрит,
Игрой сочувствие стяжая.

…Приносит птица сноп огня,
Ресницы Ольгины смежая
Сном мести  - и раскаянья.

И искр яркое рожденье
Закон исихии твердит.
И в огненном хитросплетенье,
Живое, плачет и болит.

…Горят языческие боги -
Горит в глазах последний страх -
Москвы древесные чертоги -
И христиане на крестах…

И жертв обугленные вешки
Перечисляют, не спеша,
Эпох жестокие усмешки –
И содрогается душа.

…Но скоро с добрыми вестями –
Костры казачьих биваков,
И песней в бороду потянет,
Как будто лёгким их дымком.

Заря вечернего похмелья;
Далёкие огни в ночи
Большого города и – келья
Животрепещущей свечи.

Ещё дымок точился светлый,
Уже без сердца, без тепла,
Когда, свернувшись горсткой пепла,
Художник пал в тени угла.

Внимай и плачь, всё новый зритель!
Отточен древний монолог,
Где к штампам пристально-презрителен
Его классический итог.