Silentium
старухи с острою клюкой,
деды с седыми бородами –
уснуло всё под облаками,
чтоб стать недвижною рекой,
и корогод за корогодом
спадают в тёплый перегной –
проулки, площади, столетья,
бульвары, вывески, заметки
на смятых временем страницах,
где на полях – живые лица,
как мягкий лоскуток шагрени.
– Ах, мне бы средство от мигрени!
– А этот бал!
– Покой нам снится; –
стучат двуколки сбитым щебнем
под грохот выщербленного ливня –
и под плащом вечерне-синим
они “Silentium!” кричат;
звенят по городу кареты
бубновых дам и полусвета,
и окровавленный закат
встречает день у парапета;
пальто с бобровою опушкой
висит на гвоздике с утра:
в бреду больному ставят мушку,
и разбежалась детвора;
под звуки Штрауса и Листа
Silentium несётся вскачь,
а на страницах летописца –
– Эй, музыкант! – и детский плач,
муар, грассон и дуэлянты,
улыбки, вздохи, кружева;
грассируют, читают Канта
и память прячут в рукава;
но ближе вечер: гаснут свечи,
летят коляски со двора;
– Посторонись! – разбилось эхо
о грохот бешеных колёс
средь суеты и злого смеха;
извозчик мчится по ухабам,
бичуя царственных детей;
сквозь гул толпы и шум затей
Silentium!..
И стихло всё…
Февраль 2010 г.
Иллюстрация М.К. Эшера
Свидетельство о публикации №114010207400