Под рыжей звездой

Когда он от любви под рыжею звездою умирал,
жалели чей-то спьяну заработанный фингал,
а он был никому неинтересен и не нужен –
постыдно обнажён, недужен и разрушен,
отверженный, он просто тихо, незаметно умирал.

Достаточно потешились гонители ничтожнейшие те:
он долго корчился на косо срубленном кресте.

И не был никогда, никто, ни перед кем за то в ответе.
А он собрал всю боль, возможную на этом свете,
собрал на том, самой весною, проклятом кресте.
И жизнь его, тряпицей кровавленною, по воздуху неброско промелькнула
среди потрёпанных циклонами погод,
и небо, разевая пасть, будто акула,
с акульим равнодушием сглотнуло тридцать третий год.

......

Разгулялось небо человеческого детства, или прочих чуждых
и порой довольно страшных детств.
И куда прикажете мне деться,
на кого надеяться, во что одеться,
при отсутствии и поэтических, и материальных средств?

Я смотрю: там вроде б не толкаются,
и не врут, и палкой никого не бьют;
там, похоже, даже не рыдают.
Воцарились там спокойствие, уют
и приятная полётная истома.

Это, видимо, для тех, кто из роддома
прямиком на небо попадают.