Ещё о моих первых стихах. Глава 2

В самом конце 50-ых годов прошлого века я на несколько дней стал одним из самых популярных людей города Сталинабада. Меня узнавали на улицах, останавливали, норовили завести разговор по душам или просто поздороваться за руку.
Мне было чуть больше двадцати лет, и я, зажмурившись,
 купался в лучах славы.
Начиналась эпоха телевидения. По вечерам весь город собирался у телеприёмников,  а тут меня угораздило выступить с чтением стихов.
Но обо всём по порядку.
На нашем факультете издавалась огромная стенная газета – без преувеличения длиной в несколько десятков метров. Будущие журналисты были людьми творческими, неуёмными и плодовитыми. Особенно славился Володя Букарев, создававший огромные сатирические поэмы, которые принимались на «ура».
Мои стихотворные опусы в стенгазету принимались неохотно. Главный редактор, большой любитель поэзии, преподаватель курса советской литературы Александр Сергеевич Неверин морщился, читая их, и приговаривал:
-Эк тебя корёжит! От неудавшейся любви, что ли? Прямо сонеты Петрарки.
А товарищ по комнате в общежитии Аркаша Друх, - он шёл на курс раньше меня,- советовал поискать проститутку для успокоения нервов. Женщины лёгкого поведения тусовались у кинотеатра «Ватан».
Намеренно искажая мою фамилию, Аркаша Друх декламировал:
Оставь же, Маргулиус, излиянья,
Развей в голове туман,
Возьми червонец на пропитанье
И обойди «Ватан»
Мне хотелось плакать. Приближались летние каникулы. Придя к руководителю городского литературного объединения Дмитрию Константиновичу Дудкину, мне уже приходилось рассказывать о нём, я посетовал на то, что мои стихи воспринимаются, мягко говоря неоднозначно, а точнее с насмешкой.
- Тебе надо резко поменять тематику, - сказал Дмитрий Константинович. - Попробуй обратиться к романтической героике прошлых лет.
Я уехал на каникулы в Ленинабад, в город, где прошло моё детство.
Эти каникулы запомнились мне навсегда. С утра я уходил в бесконечный лабиринт глинобитных переулков. Брёл наугад, и  непонятно каким образом выходил к Сырдарье, по понтонному мосту переходил на правый берег и удалялся на целые километры в степь.
Я ходил по выжженной местности, среди валунов и окаменевших ракушек, следил за тем, как резвятся ящерицы, как колышется на ветру сухая трава янтак и ловил голоса.
Совсем недавно в этих краях отгремела гражданская война, многие жители ещё помнили налёты басмаческих банд, гнездившихся в горах Могол-тау.
Я слушал голоса и записывал стихотворные строки.
В Сталинабад я вернулся с большим циклом романтических стихов.
Ещё не до конца поняв, что у меня получилось, я принёс стихи своему вечному гонителю редактору стенгазеты Неверину. Нацепив очки, тот долго читал, жевал губами, морщил лоб и, наконец, вымолвил:
- Молодец! Вот теперь я вижу, что ты состоялся, как поэт.
Стихи были сначала помещены в стенгазету, потом в университетскую многотиражку. Я стал  читать их в различных аудиториях. Часто зал взрывался аплодисментами, особенно, когда я читал стихотворение «Девушка Гуль».
«Гуль» в переводе с таджикского означает «Роза». Этим именем или составным , в котором присутствует слово «Гуль», охотно называют таджикских девочек. Например,   «Гульру», буквально,  «Женское лицо, подобное розе» или «Гульбахор» – весенняя роза. Таких имён можно привести множество.
Попробую процитировать по памяти стихотворение «Девушка Гуль»:
Если девушку называют Гуль,
Рождена для счастья она,
Если девушку называют Гуль,
То на землю придёт весна,
Если девушку называет Гуль,
Жить родителям много лет,
Если девушку называют Гуль,
Дом она сохранит от бед.

Только был двадцать третий год,
Только день был от горя бел,
И отец её, старый Мурод,
Был зарезан в Ура-Тюбе.
Наливался соком урюк
На земле, что, как пух, легка,
Восемнадцать разбойничьих рук
Поднимались на большевика.
Но в чехол затыкая нож,
Не смеялся кривой ишан.
Прохрипел Мурод:
- Не уйдёшь
От расплаты, волчья душа.

Если девушку называют Гуль,
Рождена для счастья она,
Если девушку называют Гуль,
То на землю придёт весна.
Если девушку называют Гуль,
Вырастет она, как цветок,
Если девушку называют Гуль,
Не обидит её никто.

Только был двадцать третий год,
Только ветер свистел не в лад.
Уходил в далёкий поход
Добровольческий наш отряд.
Я сказал, что ждать не могу –
Полыхает земля в огне,
Я сказал:
-Дорогая Гуль,
Вспоминай ,Цветок, обо мне.
У воды - извилистый путь,
У песков – слепой переход...
Будет конь в пустыне тонуть
И проскакивать реки вброд.

Если девушку называют  Гуль,
Рождена для счастья она,
Если девушку называют Гуль,
То на землю придёт весна.
Если девушку называют Гуль,
Не умолкнет песнь соловья,
Если девушку называют Гуль,
Будет счастлива вся семья.

Только был двадцать третий год,
Словно камни, следы горячи,
И, наверно, дорогой другой
Заходили в кишлак басмачи.
Открывалась дверь, не спеша,
На кошме творился намаз,
И от Гуль проклятый ишан
Оторвать был не в силах глаз.
Он смеялся сухим смешком,
Чёрной гнилью плескал во рту:
- Большевичка, святой закон
Сохранит твою красоту.

Если девушку называют Гуль,
Вырастет она, как цветок,
Если девушку называют Гуль,
Не обидит её никто.
Если девушку называют Гуль,
Значит, слёзы её не пустяк,
Если девушку называют Гуль,
То за эту девушку мстят.

Вскоре меня пригласили на телевидение, и я прочитал это и несколько других стихотворений цикла для огромной теле-аудитории.
Слава моя была оглушительной. Мальчишки бежали за мной по улице и кричали: «Девушка Гуль! Девушка Гуль». Взрослые останавливали посреди тротуара. Впрочем, об этом я уже говорил.
Через год весь цикл забылся,  не сохранилось даже черновиков.
Меня это огорчает, потому что там были неплохие строки и целые строфы.
Ни один из стихов цикла не вошёл в мои книги. Они существуют только в тускнеющей памяти. А я снова вернулся к любовной тематике.
                Рафаэль-Мендель
                25 декабря 2013г.