Помнишь...

А помнишь, краснело небо от пролитой зря крови,
Гонцы не носили писем, и дома не ждал никто.
И нам оставался только холод чужой земли,
Да мукой сведенный рот.

А помнишь, блестели звезды на черной спине небес,
И колко ладони стыли в серых песках пустынь,
Мы пели на Древнем песни про хищную злую месть,
Про то, как врагам отмстим.

А помнишь, мы пили брагу из вяжущих ягод и
Ломали сухие ветви, стремясь развести костер.
В те ночи под вой шакалов мы просто хотели жить
И брали от жизни все.

А помнишь, рвалась одежда от ветхости и ветров,
Чинить ее было нечем. С мертвых мы все снимали
И каждый обрывок ткани шел на куски бинтов –
Да и на те не хватало.

А помнишь, перед боями ночью никто не спал:
Кто-то богам молился, а мы уходили в лес…
Любовью там и не пахло. Но мы бы сошли с ума,
Если б не жесткий секс.

А помнишь, как в лихорадке лежали, боясь – вот-вот…
Ты мне отдАл с улыбкой флягу своей воды,
Забывшись, что за благое судьба выставляет счет.
Умер к рассвету ты.

- - - . . . - - -

Знаешь, мы взяли город…слишком большой ценой.
Наши тела покрыты вязью из ран-заплат.
Скоро гонец доставит приказ отправляться в бой.

В куртке твоей истертой очень уютно спать.

(с.) Эстет Тобиасович