Послесловие

Ну, что, давай, валяй мне про Америку,
Про города, планеты и душевное.
А за окном нам слышится истерика.
Плевать на них, и без того мы нервные,
Не первые, прогнившие и врущие.
Кто от кого, кому, зачем — для космоса.
И пусть мы пьяные, нелепые, ревущие,
Зато живущие не в позе лотоса.

Ты расскажи про день и путешествия,
Про лебедей, детей и их родителей.
Давай поговорим о равноденствии,
О том, как много бешеных водителей.
Мы улыбаемся, такие дружелюбные,
Догадываясь каждый обо всём.
Тебе комфортно, я вполне не трудная,
Молчу, смотрю и не гружу нытьём.

Я не хочу про эти неприятности,
Не интересны мне водители и дети.
Ты улыбаешься, а я молчу про крайности,
Теряю взгляд в вине или браслете.

Я знаю, тебе нравятся полегче,
Те дурочки, что с пудрой в туалет,
Звонят подругам, зажигают свечи,
Смеются, им семнадцать лет.
Они красивые (все на любителя),
Читают «Космо», смотрят фильмы с Касас.
А я чего? Я не из той обители,
Пишу стихи и плаваю в баркасе.

Допитое вино в бутылке закрутилось.
Молчу, смотрю на время, нас связавшее.
Мне хочется, чтобы тебе приснились
Все дни мои, неведомо пропавшие.

Вечерний город, гул, поток машин.
Завечерело, зарябило под ребром.
Болтаешь ты про женщин и мужчин,
Я улыбаюсь под распахнутым зонтом.
Пора в метро, часы пошли в бобслей.
Договори мне только про водителей,
Потом про взрослых, про детей,
Про лебедей, людей и небожителей.