Промедление в Эфесе. Перевод с литовского

 
(Из Корнелиуса Платялиса)

Ещё до прибытия
Задержался там. Среди свежевытесаных мраморных глыб
В устаревшем времени.
С пестрой толпой теней я не был в ссоре.
Понравился репертуар театра и праздничные ритуалы,
Образ мыслей и способы их выражения,
Детские любовные игры, неизвращённая страсть.
Там не был своим,
Не был и чужд им более,
Нежели где-либо.
Итак, по прошествии множества лет, из автобуса выйдя,
Последовал главною улицей, ведущей к библиотеке,
По впечатанным в землю истёршимся мраморным плитам,
Однако, близ самой святыни науки, потупивши взор,
Повернул я направо, в сторону Амфитеатра
И попал в квартал гетер, где Владычице
Города двадцатиодногрудой свершали
Любезные ей обряды:
Тепло и упругость тел на холодном и твёрдом мраморе.
Упоение снов проступает сквозь толщу плит, трещины 
Вычурных полны видений, что сопровождают
такое простое действие осеменения. Остался там.
Из немытой длани цыганки принял фальшивую,
С Одиссеевым судном драхму, надеясь её разменять
На подлинный опыт. Остался там на многие годы.
Ибо идти было некуда.
Хотел говорить, утвердиться, хотел доказать словами
Гетерам, меня отвергшим из-за скудности средств…
Что доказать?... Право, не знаю… Если честно, хотел их… – 
Голосам, словно волнам прибоя, звучащим в ушах.   
Там остался на многие годы.
Посещал Стадион и Форум, Амфитеатр и Бани
И, как все, посылал раба в публичное отхожее место,
Где оркестрик играл усердно – 
Чтобы задом мрамор холодный нагрел,
До того, как туда прибуду. О новостях справлялся
(Печати тогда ещё не было), слушал музыку, сплетни
(На пиры меня приглашали не очень).
Да, я имел Язык и губы, артикулировал,
Знал языков немало. Но от себя отвлекшись,
Чувствовал себя таким одиноким и незначительным
В океане звуков и образов, слов и предложений,
Таким однозначным и серым…

Потом отступило море, отшвартовалось
Несколько ренессансных эпох, а также нечто обратное им.
Отшвартовался с ними, оставаясь в Эфесе
Миром своих ощущений. Посещал спокойные пристани,
Множество слов произнёс и записал,
Останавливался в монастырях, нанимался на разные службы,
Участвовал в пиршествах, полный беря бокал
Двумя пальцами и нежные женские поясницы
Обеими ладонями.
Пока удовольствие от утончённой еды не превращалось в тяжелое
Насыщение, и вино не затуманивало взора, а женщины
Своими запахами и высказываниями не разрушали ожидания
Оставляя пустоту в теле.
Такая жизнь тоски не развеяла.
Ступать по тропе духовной не хватило воли,
А больше идти было некуда.
Меня не влёк сегодняшний мир
С ложью культуртрегерства, шизофренией и комплексами,
Со своими институционированными религиями и идеологиями.
Был чужд ему, хотя и не стал
Честнее, лучше, мудрее любого другого,
Плывущего по течению, Вот и остался там.
Хотя всё же часто подумываю, как здесь дождаться
Последних. Ведь не исполнят тени
Обряда, который бы отделил мою душу
От этого мира, не проводят на ту сторону.
И этот и другой миры существуют лишь на словах.
Точь-в-точь воскресные парки, которые многие посещают,
Но не остаются там жить. Но
Моя душа, увы, совершенно реальна,
Хотя всегда избегала любых реальностей. 

Друскининкай.
1997 г.