Про кризис среднего возраста

(Из цикла "Маленькие истории из Личного Дневника")

...
Мать моя! Господи-Боже! Етишкин кот!
Докатилась.
Сегодня мне стукнул сорок один.
Та ещё цифра! Ну и оплеуху влепила мне жизнь! От такой оплеухи у меня реально гудит голова.
Мне бы этой жизни в ответ двинуть как следует, а я, видите ли не могу. Вместо этого сижу и интеллигентно эту цифру отмечаю.
И вот я сижу - уже сорокаоднолетняя - в "узком кругу ограниченных людей" и в состоянии лёгкого опьянения, пытаясь сосредоточиться на надрывной маминой речи. Я стараюсь изо всех сил. Честно! Я делаю умное лицо, согласно киваю головой, вслушиваюсь в чувственное мамино поздравление и где-то в глубине души очень даже им проникаюсь. Но всё напрасно. Мои собственные мысли мешают мне сосредоточиться на поздравлениях. Мои мысли нагло и по-хозяйски вторгаются в размякший от вина мозг, как тараканы в жилище, и разбегаются по углам. И злорадно зыркают оттуда - из этих углов, шевелят усами и тем самым мешают мне наслаждаться собственным праздником.
Мысли шипят мне на ушко: «Ха! Чему ты радуешься, глупая? Тому, что тебе перевалило за сорок? Тому, что на за горами и пятьдесят? А там, на очереди, и старость? Что вы все здесь празднуете? Какого чёрта всем тут весело от того, что тебе УЖЕ ТАК МНОГО ЛЕТ?»
Я скисаю и вдруг явственно ощущаю, что старею прямо на глазах. Я вспоминаю, как накануне (перед самым приходом гостей) торопливо выдёргивала из причёски несколько седых волосков и цементировала тональным кремом морщинки, скопившиеся в уголках глаз. Затем вспоминаю о своей беспощадной и бесполезной борьбе с целлюлитом и скисаю окончательно. Недавно прочитала, что целлюлит - это признак дряблости кожи, а эта дряблость чаще всего появляется именно у дам и именно в сорокалетнем возрасте… В общем, всё сходится. Я – дряблеющая сорокалетняя дама.
Самое поразительное, что ещё накануне вечером, приготавливая к завтрашнему столу салаты и замачивая курицу в чесночном соусе, я вела себя крайне беспечно и вовсе не подозревала о том, что старость уже на пороге. Мне и в голову не приходило, что эта сволочь ходит за мной по пятам, дышит мне в затылок и довольно потирает руки: мол, давай, радуйся… Недолго тебе осталось в молодухах-то ходить!» А я… Я даже и не ходила. Я летала! (Правда, летала я преимущественно по квартире, пытаясь одновременно совершить сразу несколько полезных дел. Я пылесосила, намывала, вытрясала, натирала, наглаживала, стряпала, накрывала, сервировала… В общем-то, я готовилась встретить «сорок с хвостиком» с полным размахом своей широкой натуры.
Но то было вчера. А сегодня я, восседая в центре стола со слегка очумелым взглядом и пятнея от вина и хвалебных од в мой адрес, внезапно почувствовала невыразимую грусть по ушедшим годам и по тому, как много я не смогла, не успела или не захотела сделать в своей уже прошлой жизни.
…Из-за стола встаёт папа. Теперь его очередь говорить мне что-нибудь доброе и напутственное. И папа говорит. Говорит, что жизнь моя – непаханное поле, в котором ещё пахать и пахать до свершения намеченных целей. Мне хочется задать вопрос: «Когда ж я успею перелопатить всё, что вы мне тут наметили и нажелали? Господа, вы, кажется, забыли, что мне сорок один, и не успеешь оглянуться – как грохнет восемьдесят!»
Я креплюсь. Зажёвываю растущую во мне досаду колбасой и не к месту вспоминаю свою школьную учительницу по русскому и литературе – Эльвиру Николаевну. Мне приходят на ум её слова, сказанные однажды при нашей случайной и на редкость тёплой встрече, когда я с важностью сообщила, что получила второе высшее.
- И какое, Юленька? – Осторожно интересуется моя бывшая учительница.
- Экономический факультет! ННГУ! – Я чуть не лопаюсь от осознания собственной значимости. – Хочу стать экономистом. Или, на худой конец, финансистом.
Эльвира Николаевна долго жуёт синеватые (как у всех сердечников) губы и хрипло выдаёт:
- Ну и дура!
…И одной этой фразой безжалостно убивает во мне будущего блестящего финансиста ещё в зародыше.
Помню, как я ошарашено стояла посреди двора и не могла поверить своим ушам: «Это я-то дура? С моим-то вторым высшим?» Я не верила, но внутри меня уже сдувалась спесь. Я была похожа на плохо завязанный воздушный шарик, из которого постепенно выходил воздух.
Вяло попрощавшись с Эльвирой Николаевной, я ухожу домой в растрёпанных чувствах. Дома мне хочется плакать и писать стихи… И я плачу и пишу.
С тех пор ничего не изменилось. Я плачу и пишу. Пишу и плачу. Причём делаю это почему-то одновременно.
...............
Поздний вечер. Гости отчаливают. Мама и папа уходят последними, долго целуя в дверях всех по очереди – начиная с внука и заканчивая котом. Они уходят и уносят с собой ту зыбкую праздничную атмосферу, которую практически сами же и создали, и пакет с мусором.
Я выключаю в коридоре свет и тут же бросаюсь на кровать. Мне хочется плакать. Мне хочется выгореваться, выплеснуться, вывернуться наизнанку – ТАК, ЧТОБЫ ВНУТРИ НИЧЕГО НЕ ОСТАЛОСЬ. Чтобы я стала пустым сосудом, который я заполнила бы потом чем-то новым и важным. Я весь день ждала этой минуты – остаться одной, чтобы целиком отдаться свалившемуся на меня осознанию надвигающейся старости и никчемности.
- Мам, ты чё? – Сын склоняется надо мной, пытаясь пожалеть. – Всё ж хорошо было?
Он жалеет, как умеет – неловко и трогательно. Но от этой трогательности мне становится ещё жальче себя, и я начинаю рыдать с удвоенной силой.
- Да что случилось-то? – Муж тоже рядом. Он нависает надо мной, как грозовая туча.
Я понимаю, ему обидно. Вообще-то, я гадина. Ведь мои мужики старались: подарки дарили, цветы преподносили, убираться помогали, даже в магазин бегали не по разу… А результат их стараний свёлся к нулю: именинница не радуется, а лежит кверху задницей на кровати и воет, как ненормальная.
- Да в чём дело-то? – Орут они уже хором.
- Я стаааарая! – Выдавливаю, наконец, я сквозь сопли и слёзы.
Мои мужики облегчённо вздыхают.
- Не такая ты и старая, - успокаивает сын, - большинство в твои годы выглядит ещё хуже, чем ты.
- Аааа! Уууу! – Завываю я ещё пуще.
- Тебе просто надо чуть-чуть похудеть и покрасить волосы, - добавляет муж.
От их полных участливой доброты слов мне окончательно хочется застрелиться.
- Я ничего не доб…иииилааась! Я даже писа..ль…ницей не сталаааа! А Эль..в..ра Никк..на говв… что у меня тала...аант…
Мои рыдания набирают силу.
Андрей (муж) понимает, что одними уговорами тут не обойдёшься.
- Отойди, Санёк, - говорит он сыну, капая корвалол, - не видишь, у матери случился кризис среднего возраста. Пусть поплачет.
Но всё таки они от меня не отходят. Сидят на кровати и терпеливо ждут, когда я закончу размазывать сопли по морде.
Наконец, слёзы кончаются. Я поднимаюсь с кровати и сажусь рядом со своими мужиками. Выгляжу я ужасно: нос жутко распух, вместо глаз – красные щёлочки.
- Ты очень красивая! – Говорит Андрей и целует меня в макушку.
- С Днём рожденья, писательница! – Смеётся Сашка.
Я улыбаюсь распухшими губами. "Кризис среднего возраста" удался на славу.

31.01.12