Заговор на рождение хлеба. Из Иона Георге

Встала богиня-Мать, умылась, взглянув на небо:
диск багровый луны край ночи выжег,
и стала готовить рожденье святого хлеба,
ладить плоть калачей, просвир и коврижек;
горсть каменьев, собранных со дна реки,
в воду холодную, как рыбья кровь, бросает,
что-то хрустящее, мутное заливает в пыль пшеничной муки,
и та, как женщина, зачинает;
пузырьки толчеею веселой роятся –
в них словно сокрыты незримые существа,
из которых на свет родятся
юркие божества;
под рукой холодной, благоухающей миром,
на которую одежд ниспадают складки,
готовится тесто, как в час сотворения мира,
твердеет и сохнет – в необходимом порядке,
но все ещё дышит бесплодьем и ленью;
белая топь, липкая буча,
и над нею рука Великой Матери тенью оленя
летает, словно над планетой песков зыбучих…
Но вот приходит момент, когда в хлеба податливом лоне
исчезает последняя капля воды, и вдруг
Мать что-то вонзает в него основаньем ладони –
подобно тому, как крестьянин сажает лук;
расползаются дрожжи, принимая форму сердечка,
так косточка в сливе растет, в курице – завязь яйца,
потом хлеб собран, подобран с трудом, как зарезанная овечка,
и снова опущен вниз, до конца;
только там, где гулял руки белый лебедь,
где сонный, как Леда, он клювом дырку долбил,
обозначается пуп хлеба,
как на животе у крестьянина, когда он зерно молотил…
Священнодействуя над деревянным корытом,
Мать заворачивает его в полотенец шелка
и выносит на край крыльца, к яблокам, соком налитым,
и оставляет его там прикорнуть слегка;
немного спустя хлеб исторгает стон,
подобно беременной крестьянке,
но приходит Мать и поправляем ему изголовье лежанки;
и качает его колыбель, и делает жест, на тайный знак похожий;
глядит на белый хлеб, сбросив шёлк полотенец:
сжавшись в комок, как гомункул, он ворочается на деревянном ложе
и беспокойно брыкается ножкой в живот, как младенец.

                Перевод с румынского