Потрясение
Оно уже не урчало, не прыгало на колени всякий раз, даже не подходящий для этого, не смотрело желтыми преданными глазами, не стремилось больше обрадовать собою.
Оно... вообще... больше ни к чему не стремилось.
Оно умерло.
Я глядела на его маленькие лапки, которые еще совсем недавно так огорчали своей малостью, на потускневшую рыже-белую шерстку, застывшие раскрытые глаза и плакала. Это была моя Мотя, такая не похожая на себя, мой маленький друг, неотступно следовавший по пятам, совершенно лишенный барских замашек и капризов элитных котов и кошек.
Вся ее порода заключалась в невероятной способности любить, утешать и отвлекать от назойливой безотрадности существования.
Мотю принесла летом моя знакомая после неудачной попытки пристроить котят «в добрые руки». (Дома у этой женщины живет одновременно несколько кошек, которым «не посчастливилось» быть розданными в свое время. Хозяйка оставила их себе, старательно заботясь как о кошках, так и о их беспокойном, забавном потомстве.)
Мотю я полюбила сразу. Он был точной маленькой копией нашего Рыжика, сбитого машиной, и Барсика, отравленного соседями. Даже пятнышко на мордочке котенка было на том же месте, что и у прежних котов.
По озорству он, пожалуй, превзошел их обоих, т. к. его предшественники не додумывались качаться на люстрах и спать в плафонах настольных ламп, беспардонно топтаться грязными лапами в самых неожиданных местах и сидеть в цветочных горшках, подминая хрупкие растения.
Это был Мотя. Вернее Котя, т. к. я так и не смогла придумать для него подходящую кличку из-за невероятного сходства с Рыжиком и Барсиком.
Те жили у нас по несколько лет, каждый в своё время, и мы тяжело переживали их уход. Последние три года мы вообще избегали воспоминаний о них, утешая себя шаблонными отговорками, наподобие: «кошки все заразны», «...требуют к себе особого внимания», «...доставляют немало хлопот» и т. д. На самом деле, подсознательно, мы просто боялись вновь прикоснуться к огромному миру любви, изливающейся на тебя потоком, и возможностью, в любой миг, потерять ее и потеряться самому.
Мотя быстро «умнел», т. к. обладал особым даром к обучению.
Он быстро стал понимать, что в одну из комнат, в которой мне подолгу приходиться работать, ему заходить нельзя, и он терпеливо часами сидел за дверью, ожидая моего выхода. Порой его терпение подходило к концу, и тогда он начинал сначала подскуливать, а затем откровенно выть.
Выл Мотя как настоящая собака.
Я отворяла дверь, Мотя тут же оказывался у меня на руках, и мы шли отдыхать в мою комнату. В ней он отводил душу, т. к. именно здесь, в моей комнате, все запреты для него практически снимались, и он мог вытворять всё что хотел. Он скакал по полу, кровате, гладильной доске, забирался на шкаф, с легкостью падал вниз, а затем мирно пристраивался на подоконнике, внимательно разглядывая всё, что творится во дворе.
На ночь мне приходилось убирать Мотю в ванную комнату, т. к. ночью он спал меньше всего и постоянно будил меня своими проказами. Он обязательно находил что-то такое, что нарушало сон и вынуждал вставать, включать свет, искать его, озорника, и нести в ванную комнату.
Судя по тому, что его миска всегда опустошалась по ночам, сколько бы в ней чего не лежало, можно было догадаться, что Мотя был лунатиком.
Так проходил день за днем, неделя за неделей, прошло полгода, и стало ясно, что мы очень привязались друг к другу. Мотя умел дружить. Это было его врожденной особенностью. Он не только отвлекал от грустных мыслей, но и оказался добрым лекарем, настойчиво усаживаясь на больные места и, непрерывно урча, сидел на них до тех пор, пока я сама его не убирала. А на следующий день я уже не вспоминала о больном плече, головной боли или другом недуге. А Мотя уже стремился усесться на новое больное место, и мне приходилось только удивляться тому, как много у меня этих мест.
И всё-таки, иногда ему было скучно, и я начала думать о том, как весело было бы моему Моте, если бы у него появился друг. Я представляла, как они вдвоем носятся по комнатам, лестнице, едят из одной миски и спят тесно прижавшись друг к другу. И вот, это произошло.
Прежняя Мотина хозяйка принесла на выбор двух рыжих котят в надежде на то, что одного мы оставим себе, а другого пристроим знакомым.
Так и решили.
Одного, невероятно пушистого и нежного, через три дня взяла моя приятельница, другого я оставила для Моти. Но пока, все три дня, дома творилось что-то немыслимое. Котята бегали за Мотей, как за мамкой, и постоянно пытались пристроиться к нему под брюхо.
Мотя ошалело шипел в ответ на их дерзкие выходки, залезал как можно выше и растерянно смотрел оттуда на всё происходящее.
Когда одного котенка взяли, Мотя быстро успокоился, и уже на следующее утро проснулся с малышом под боком. Как только малыш вновь пытался рыться у Моти в шерсти, Мотя нервно вскакивал, но уже не шипел сердито, а вновь устраивался поудобнее. Наконец, Мотя сдался, и вскоре я услышала громкое чмоканье. Малыш отыскал у Моти сосок и крепко пристроился в нему. Мотя лежал, нервно подергивал хвостом, но уже даже не пытался вскакивать. Тут-то и выяснилось, что мой Мотя не кот, а кошка.
(У отдельных видов кошек трудно определить пол котенка до восьми месяцев. Котя был именно этого вида) Я немного растерялась от своего открытия, но поняла, что не буду отказываться от своей любимицы.
Котя сразу превратился в Мотю, и здесь я рассмотрела в своем сорванце милейшую грациозную кошечку. Она глядела на меня внимательно большими глазами, как будто спрашивая о том, что теперь с нею будет.
«Мотя, я тебя никому не отдам. Не переживай!- успокоила я кошку и прижала к себе. Мотя заурчала, еще больше прижимаясь нежным тельцем.
«Мотя, моя Мотя...» - почти урчала я ей в ответ, - «Моя любимая, Мотя...»
Но разлука наша была скорой и очень горькой.
На следующий день позвонила моя приятельница и взволнованно сообщила о том, что котенок, которого она взяла, заболел. Его рвет и слабит.
«Возможно, что мы его перекормили», - вздыхала она в трубку.
«Я думаю, что это просто от купания. Все кошки после купания вылизываются, и их часто рвёт после этого.»- успокаивала я ее.
Через два дня тот котенок погиб.
Моя приятельница плакала, и я не знала, как ее утешить.
Тем временем, моя Мотя и малыш загрустили, перестали есть и всё больше лежали. Малыш слабел быстро, и Мотя пыталась его растормошить, приглашая поиграть, но сама быстро утомлялась и ложилась рядом.
На следующий день стало понятно, что у них чумка.
Чумка - смертельное для кошек заболевание, после которого выживает только один из десяти маленьких котят и трое из десяти, среди котят - подростков. Ею болеют не только домашние кошки, но и дикие, а также хорьки и еноты.
Вчера моя Мотя умерла...........
Свидетельство о публикации №113121006059
Яцевич Надежда 18.12.2013 10:51 Заявить о нарушении
Рада Вашему отклику и Вам!
Искренне!
Спасибо!
Нелли Зима 19.12.2013 10:23 Заявить о нарушении