Фетиш. Часть 1

ФЕТИШ.
ЧАСТЬ 1.

                1.
Ты юный двадцать первый век!
Век микро чипа. Век рассвета
Мобильной связи. Человек
Плывет в пучине интернета.
И яркий виртуальный рай
Его пригрел, его пленил,
И волю тихо поместил
В далекий и секретный файл.

Так парень вяло размышлял,
В клавиатуру  тыча сонно,
Следя, как числа монотонно
Выстраивались в четкий ряд
На мониторе плоском, тусклом.
Остывший кофе не бодрил,
Слипались веки, тяжко грузно
Кондиционер ворчал, хандрил.
Вторые сутки он сидел,
Упорно выводил отчет.
Двоились цифры на листе,
И на экране рожи черт
Кривлял: «Хорош! Мерещатся  уж глюки!»
Встряхнул парнишка головой,
«Все спать! Домой! Домой! Домой!»
Он встал, поправил майку, брюки,
Сложил готовый документ,
И надоевший кабинет,
Покинул сильно торопясь.
Давно пробил десятый час.
В приемной секретарша Шура
Помадила игриво губки,
С красивым личиком, фигуркой
И неизменной мини – юбке.
   
«О, работяга, наш воскрес!
Мы думали, что умер ты,
Среди бумажной суеты».
И проявляя интерес,
Чрез стол изящно нагибаясь,
Чуть приоткрыла декольте,
Что б он детально рассмотрел
Мечту мужчин и женщин зависть.
Ей нравилось его смущать,
А он перечить ей, не смел.
И буркнул: «Шефу, на печать».
И прочь, ловя спиною смех.

                2.
И так! Василий Сологубов
Был представитель поколения
Рожденного во время буйства
Пост перестроечных волнений.
Ему младенцем повезло
Прожить  великое кощунство,
Когда  казалось, что колосс
Наимощнейшего Союза,
Был, не рушим, как пелось в гимне,
Но за не неделю рухнул в пропасть,
По не известной всем причине,
Но не об этом наша повесть.

Он рос на новых идеалах,
В демократическом цинизме,
В религиозном плюрализме.
Духовности, в  котором мало,
Но если в целом, вся страна
Подверженная злому року
Обожествяла пылко доллар
И вновь открывшейся канал
Экономического бума
Набух как будто в половодье
И ориентиры  все попутав,
Бурлил в крутом водовороте
Финансового беспредела,
В себя вбирая жестко, слепо
Людскую совесть, честь, надежду
Менталитет, меняя в корне,
Порою По-садистки больно,
Уничтожая жизни прежней
Заслуги, и плетя интриги,
 Любовь, преображая в страсть.
И сущности с душой «барыги»
Уверенно забрали власть.
               
Но Вася всё это прожил
В счастливой детской колыбели,
В том бессознательном забвение,
Где нету места взрослой лжи,
А сердце помнит впечатления
От вкуса мятной карамели,
Мультфильмов сказочных игру,
И ласку материнских рук.

Преподавала мама в школе
Математический предмет,
Отец  же отставной полковник,
Начальствовал на склоне лет,
В охранном городском агентстве.
И  жизнь безоблачной была,
Чреда их не коснулась бедствий,
Которыми страна  жила.
Василий в детстве часто слышал,
О покровителе усердном.
Для их семьи с достатком средним
Он был надежной, прочной «крышей».

Брат отца,  и Васин дядя,
Петр Петрович Сологубов
Значимою был фигурой
В ученом мире, лауреатом
Весомых премий мировых,
Профессор нано технологий.
И вследствие заслуг своих
Был обеспечен с головою.
И хоть работал в дальних странах,
Он  о родных не забывал,
И брату сильно помогал
Финансово, ну и морально.

                3.
Покинув надоевший офис,
Василий плелся по аллее,
Каштанов  потускневших профиль,
Небрежно ветерок лелея,
Ничуть не добавлял прохлады.
Июль давил жарой безмерно.
Надев прозрачные халаты
Палатки предлагали щедро
Холодный и шипучий квас,
И он пока шагал до дому
Его в количестве огромном
Испил. Надулся, словно таз.
Под  прессом ультрафиолета
Динамики лишился город,
Неслышен у фонтанов хохот
Ребячий, птицы вяло, слепо
В тени спасения искали.
Прохожих полу нагота,
И улиц липких чернота
Чуть припорошенных песками.

А вот его многоэтажка.
Подъезд. Площадка. Двери прямо.
В почтовом ящике бумажка
Белеет. Странно. Телеграмма!
Две строчки краткие, как выстрел,
Качнулся под ногами кафель,
И воздух стал противно кислым,
А взгляд неверием буквы плавил.
«Скоропостижно умер папа».
А ниже просто имя «Ира»
 Ключом замок весь расцарапав,
Как робот он зашел в квартиру.
Скончался дядя. Петр Петрович.
Родителям звонить и срочно!
Мобильник сел, ну, вот же сволочь!
Зарядки нет! Все, как нарочно.
Нашел. « Алло! Скончался дядя!»
Отцовский голос  был спокоен:
«Мы выезжаем утром, завтра.
А ты когда? Сейчас? На скором?
Увидимся. Держись, сынок».
Слова его прервал  гудок.

                4.
Вся суматоха позади,
С билетами, посадкой в поезд
Полупустой плацкарт щадил
Несвойственным ему покоем.
В окно, без любопытства глядя,
Пейзажей наблюдая бег,
Он  осознал, что значил дядя
В его безоблачной судьбе.
Престижный институт, зарплата
В стабильной фирме. Это он,
 Его авторитетный дядя
Решал единственным звонком
Проблемы четко и мгновенно
Племяннику, давая путь,
Который был закрыт для смертных.
В той жизни бедности испуг
Ему не грезил. И Василий
Был благодарен очень сильно.

                5.
Прошла уныло проводница,
Привычно требуя билеты,
Открыв попутно туалеты,
С надеждой вглядываясь в лица,
Кому то может, похмелиться?
Постельное белье иль чай?
Василий водки заказал
И алчно вспыхнули глаза.
Она ответила: «Сейчас!»
К себе услужливо метнулась,
Ее, как будто подменили.
И вот  буквально за минуты
Пред ним на столике явились
Два бутерброда с колбасой,
И с подозрительной наклейкой
Бутылка водки. Голоском
Обрадованной канарейки
Прощебетала: «Полторы!»
Выругавшись про себя в сердцах,
Купюры молча от листав,
Лишь буркнул: «Водку из икры
Наверно научились делать».
Она о сервисе пропела,
Но дальше он вникать не стал.

                6.
И выпив полстакана пойла,
Владикавказского разлива,
Вдруг ощутил, тоскливо живо
Переживаний ярких  ливень,
Событий близких и далеких.
Когда  в поселок, он, элитный,
 Будучи еще подростком
Во время радостных каникул,
К дяде приезжал на лето.
И философские беседы,
В которые пытался  вникнуть,
еще с наивным интересом,
Их до конца не понимая,
Но энергетику внимая,
Напитываясь ей полезно.

                7.
В один из вечеров, под шум
Сверчков, в беседке, под  черешней,
Когда жасмина запах нежный
Французский заглушал парфюм,
Разоткровенничался дядя,
И случай рассказал из жизни,
Себя, припомнив аспирантом,
Когда он юным оптимистом,
Еще без имени, без денег,
Но полный планов и идей,
В свой уникальный веря гений,
На почту бегал каждый день,
Ждал отзыва из института
По поводу своей работы
Которая была лишь пробой,
Еще сырой и очень трудной,
В ней не хватало точных цифр.

Он вспоминал: «В то, наше время
В период цензуры, дефицита,
На почте в обиходе перья
Употреблялись  и чернила.
И вот однажды, заполняя бланк,
Умом витая в облаках
Я  прозевал, как соскочила
С конца стального  и упала
На лист бумаги жирной кляксой,
Черная густая капля,
И растеклась причудой вязкой.
Но в этом образе размытом
Своим живым воображением
Увидел четко отражение
Не достающих алгоритмов.
Так понял суть я откровений!
С тех пор, Василий, отрицаю
Удобство ручек современных,
И паркером предпочитаю
Труды писать, инициалы
Им тоже ставлю и автограф
Даю. И не считаю это странным,
Я этим уважаю слово,
И мой талант все вышним данный».
Когда он говорил лицо
Его, вдруг, тихо просветлялось
Глаза восторженной слезой
Блестели, в образе являлась,
Та откровенная  свобода,
Которая присуща детям,
Святым и гениям  от бога.
Вокруг переливалось лето
Мелодиями легких песен,
Веселым смехом молодежи
Соседних дач. Июнь погожий
Гуляя по перилам лестниц
Высоких сосен, бесшабашно
Пытался звезды обогреть.
Луна светила ярко важно,
Став королевой фонарей.

                8.
Все это Вася вспоминал
Уже сквозь сон, глаза слипались,
Хмель алкогольный и усталость
Его сморили, он пропал
В спасительном забвение сна.
Стучали рельсы томным ритмом
 И разноцветною палитрой
Перед глазами пелена
Рябила чудных мыслеформ
Вот образ дядюшки возник.
И руки разведя, старик,
Казалось, говорил без слов
Понять его пытался Вася
И напрягаясь, он старался,
Приблизиться и дотянуться,
Видение же  удалялось,
Тягучим становилось  мутным,
Племянник, ощущая слабость
Своих потуг, желая чуда
Нежданной встречи, потянулся
И снова, вдруг,  в купе очнулся.
Казалась голова чугуном
Была залита,  ныла тупо,
 А тело, ощущаясь  трупом,
Все онемело, стало вялым,
С трудом пошевелив руками,
Суставы захрустели слабым
Противным звуком, и ругая
Проводника с паленной водкой
Он посмотрел в окошко мрачно .
Состав стоял на остановке
В каком - то городке невзрачном.

                9.
Провинциальные поселки,
Для человека с ритмом жизни
Мега полюсным, капризным,
Казались просто царством сонным.
Но  на перроне суетливо
Пронырливо пенсионеры
Привычно торговали пивом,

Копченой рыбой, тратя нервы
Дотошно спорили  друг с другом
Клиентов отбивая нагло,
Таксисты громко  у вокзала
Кричали о своих услугах.
Но эта живость воскресала
Когда здесь очень  редкий поезд
По расписанию подъезжал.
Но вот протяжный женский голос
Отправление объявлял,
И все мгновенно замирало.
Обшарпанною штукатуркой
Фасады строго вокзала
Тускнели одиноко  хмуро.

                10.
Купив бутылочку «Нарзана»
У надоедливой старушки
Он опрокинул ее залпом
На миг мир перестал быть душным,
 Весь посвежел, и облегченно
Из легких выдохнув усталость,
Тяжелую, хмельную вялость,
Чуть постояв, вновь обреченно
В купе  вернулся. В удивлении
Соседку обнаружил там.
В ее наряде откровенном,
Была развязность тех дам,
Которых промысел известен,
Как самый древний из профессий.
И яркий макияж безвкусный,
 И бижутерность показухи,
Скрыть не могли больную юность,
И оловянный взгляд  старухи.
Она промолвила игриво:
«какой попался мне сосед!»
«Оставь». - прервал  ее лениво -
 - «Сегодня я не твой клиент!»
Она вдруг поскучнела резко,
И скинув стоптанные туфли,
Подушку подложив, как пуфик,
Колени обхватила тесно,
Прижав их крепко, прям к плечам.
Не вольно взгляд его к чулкам
Припал, отметил стройность ног,
А так же частые заплатки,
И дырку, рванную на пятке.
Девчонку явно бил озноб.

                11.
«Дай выпить!» - пробурчала хрипло
Прокуренным, фальшивым басом.
Он не допитые пол литра
Ей протянул, стакан же сразу
Брезгливость, пряча, вон убрал.
Она все поняла, привычно,
Без церемоний, прям «с горла»,
С какой - то жадностью циничной,
Все опрокинула в себя,
Понюхав по – мужски рукав,
Чуть замерла, дрожа, сопя,
И выдохнула шумно: «Кайф!!!»
Расслабилась, в глазах мелькнул
Стеклянный блеск, а в нем надежда:
«Есть сигарета»?... «Не курю»…
Ответ девицу не утешил.
Встряхнула крашеною челкой
Из сумочки достала пачку,
Китайской зажигалкой щелкнув,
Пустила едкий дым. «Заначка». -
- Не нужно, кратко оправдалась.
Чуть помолчала и спросила:
«Чего сердитый и  усталый»?
И с дымом через ноздри – «Милый»!
Был разговор ему некстати
И общество ее давило,
Он сделал вид, что сильно занят.
Девчонка же вовсю коптила,
 Дурацкий начав монолог,
Скорей сама с собой, чем с ним:
«Ни день, а дрянь! Во всем гнилой,
Работы нет, долги одни.
А эти  горе – упыри: менты,
Проводники, «братки»,
Все думают, что наши рты
Рог изобилия… Ро-ожки - И!!!»
Она, вдруг пьяно засмеялась,
Приставив пальцы к голове,
И в этом образе, казалось,
Был виден корень ее бед,
Потеря чистоты свободы,
Растоптанная суть любви,
И блуда смрадное болото
В котором норма хляби ил.
Василий слушал ее молча,
Она же продолжала, сочно
Смакуя с руганью окурок:
«Прости меня ты бога ради!
Для них не люди мы, а бл…ди.
Ну почему ж тогда купюры,
Полученные бл…дсвом нагло
Берут, не думая о чести,
На них содержат сыто семьи,
И бьют, когда даешь им мало!»
   
                12.
Она вдруг всхлипнула по – детски,
Скатилась пьяная слеза,
Смахнув ее ладошкой резко,
И посмотрев ему в глаза,
Пролепетала: «Так -  то милый»!
Хотя плацкарт был очень душен,
За дымкой  бледной и постылой,
Селянки выцветшую душу,
Он рассмотрел и устыдился,
За отвращение свое.
Желая как – то о белиться,
Ей предложил, но взор отвел:
«Поешь? То во все захмелела.
Я хмурый, в общем, не со зла»!
И проводница подлетела,
Как будто рядышком ждала,
Дежурную, сменив улыбку,
На крик: «А, ты чего дымишь?!
Нашла шалава мне курилку!
И что тут попусту сидишь?
Иди через вагон к Марине.
У ней там цельная бригада,
За долг не забывай! Рванина!»!
Та встала, покачнувшись: «Ладно»!
На Васю посмотрев, прощаясь,
Сказала грустно: «Так – то милый»!
И поплелась с трудом, шатаясь,
Хватая полки, как перила.
«Обуйся»! – туфли ей вослед
Швырнула – «Надралась все ж, дура!
Хотя бы вечером вернула
должок, но видно уже, нет»!
Она вздохнула, строгим оком
Купе окинула, рачась
Попятилась к себе в бытовку
Под нос невнятное бурча.

            13.
Наедине остался Вася
С тоскливой памятью своей
Он вспомнил почему – то ясно,
Как дядя дал ему завет,
Касаемо одной детали,
Все дело в том, что мудрый муж
Был против принципов  морали,
В которых современный ум
Застрял, духовное закисло,
Как настоящий патриот,
Переживая за Россию,
И если выпадал период
Свободный в ритме повседневном,
 Его он посвящал прилежно
  Прочтению рукописей   древних.
И хобби предан был железно!
За жизнь скопил он материала
Прилично - текстов старых рунных,
Гордился знанием о славянах,
И восхищался их культурой.
В порыве гнева сокрушался
На академию наук,
На близорукость, черствость, жадность
Современных псевдослуг.
Он говорил: «Они лишь служат
Своим регалиям, окладам!
Продав за блага честь и  душу,
Забыли напрочь постулаты,
Мечтая только о награде,
Фальсифицируя труды в угоду власти!
Ученный служит честно правде!
Он истины апостол страстный!
Собрал я много доказательств
 И фактов явных и великих,
И вкруг дальнейших обязательств
Моих  включил я выпуск книги,
Мне хватит средств, авторитета,
Но надо все еще осмыслить,
Картину древнего портрета
Оформить рамой дат и чисел.
Но заявляю, как искатель!
В процессе поисков моих,
Пришел я к выводу – праматерь
Культур народов мировых,
Есть Русь Святая! Наши предки
Духовность  коренную дали,
В уклад хваленный европейский
За их помпезными пластами
Я разглядел источник русский!
И скоро это докажу!
Пора с истории прокрустной
Содрать неправды кожуру!
 И эта книга! Этот труд
Наиглавнейший в моей жизни,
И после мой мятежный дух
Покойным станет, неподвижным.
Век от цифрованных сердец!
И молодежь в неверье жутком,
Не помня предков, их завет
Под западную пляшет дудку,
Не ощущая свои корни!
Открытые нас не сломили войны,
Тогда хитро и постепенно
Нам дали принцип демократий
И Русь хоть медленно, но верно
Погрязла в чуждом ей разврате.
О время фетиша! Вещизм!
Саркомой дух народный болен!
Искать же исцеления щит,
Нам нужно в прошлом! Там симптомы!»

              14.
Вдруг голос проводницы снова
Его встряхнул от сонной топи,
Оповестив, что поезд ровно
По расписанию подходит
И скоро станция  его.
Он встал. Растер виски. Оделся.
Почувствовал себя легко.
И в тамбур вышел, с интересом
Смотреть стал в мутное окно.
«Послушай парень! Дверцу клинит.
Иди через вагон к Марине.
Тебе - то точно все одно?
Могу за это извиниться!» -
- пожав плечами виновато,
Скулила рядом проводница.
 Не стал с ней спорить, буркнув: «Ладно!»
Пошел, качаясь в такт составу,
И вдруг почти уже в начале
Кавказцев шумную бригаду
Увидел. Кубрик одеялом
Хотели видно занавесить,
Но бросили свою затею,
С азартом южным и весельем
На голой заднице девахи
Играли в карты. Та ничком
Лежала пьяная, и взмахи,
Шлепки, и крики нипочем
Ей были, лишь вовсю храпела,
В руке зажав пятьсот рублевку,
Василий отвернулся. Мерно
Подъехал поезд к остановке.

 













 
 


 




















 









 






 













 


 





 









 

 









 










,