Береги, Аллах, мою хабиби!

Золотые ласковые страны!
Он к вам был душою ближе многих,
Но где люди? Где же караваны?
Он один, ни песни, ни дороги.

Падал он, вставал, опять ложился,
Утопал ногой в песках зыбучих,
Никого – лишь ветерок кружился,
Обнимая огненные кручи.

Что ж, пускай никто не ходит мимо,
О другом душа сказать пыталась, -
Он грустил о девушке любимой,
Что красивой сказкою осталась.
 
Он шептал: “Приму судьбу любую,
Пусть метель песок до неба вздыбит!
Но прошу я вечность голубую:
Береги, Аллах, мою хабиби!”

Что там было? Где его родная? –
Я не знал сквозь дым веков далеких,
Лишь теперь, о чем-то вспоминая,
Желтым звоном просыпаю строки.

Унося шелка узорных песен,
Вдаль идут поэмы-караваны,
Ведь и мне знакомы эти веси,
Золотые ласковые страны.

Табуны стихов бегут за кручи,
Жаль, не все потом домой вернутся…
Эх, и я слыхал о далях жгучих,
Что их лаской можно обмануться.

Словно там, где и зимою жарко,
На меня средь знойной дымной хмари
Поглядела милая южанка
И ушла, разлукою ошпарив.

Что же, гладь, печаль моя смешная,
Ветерком по обожженной коже!
Всё равно, любимая, родная,
Мне глаза твои всего дороже!

Словно я ходил по той пустыне,
Утопал в горячей желтой зыби,
Словно где-то слышится поныне:
“Береги, Аллах, мою хабиби!”