ЛжеДмитрий

                Народ, не знающий или
                забывший своё прошлое,
                не имеет будущего...
                Платон

Нам чудеса порой щекочут нервы.
Средь знатоков не стихнет спор про то,
Кем всё же был тогда ЛжеДмитрий  первый -
Исчадье тьмы, царевич  или... кто ? 

Младенцем  в Угличе он, убиённый,
Был вовсе, якобы, и не убит,
А доброхотом во время  спасённый,
Был увезён и спрятан в дальний скит.

Где выращен и кой-каким наукам
Обученный, стал жить в монастыре.
И чернокнижьем занялся от скуки,
Там, в келье монастырской, как в норе.

А дальше - летописец нам поведал,
Сумел к полякам, в Польшу убежать.
Отрепьева - и не осталось следа,
Монаха Гришки стало не узнать

Стрелял умело, танцевал прелестно,
На саблях дрался, управлял конём,
Владел как польским  и, что интересно,
Латынью, как и русским, языком.

Москва, устав от власти Годунова,
Ликуя,шла царевича встречать.
Народ, стрельцы, бояре - как родного,
Его признали сразу. Даже мать,

Принявши долгожданное объятье,
Признала, что сын Митя - это он.
ЛжеДмитрий, окруженный польской знатью
Торжественно воссел на отчий трон

В Москву прибывши с колокольным звоном,
В соборе, возле дедовских могил
Он, не по-русски приложась к иконам,
Бояр московских сильно удивил

И странно, по привычкам и по взглядам,
Сравнив их,  нам напоминал  Петра.
Так, Думу стал он называть Сенатом
И опохмелки требовал с утра.

Открыть свой Университет пытаясь,
Учиться недорослей заставлял.
На дьяка  Думского не полагаясь,
Все челобитные сам принимал.

На Пушечном дворе порой старался
Ковать, открыв в себе кузнечный дар.
На Турцию напасть намеревался,
Крым присоединить, прогнав татар…

Судить отныне повелел бесплатно,
Запрещены все взятки и дары.
Одно лишь  Златоглавой неприятно -
Братанье с польской шляхтой и пиры.

Вход во дворец украсил  Цербер медный,
Пугал, оскалясь на входящих внутрь.
Бояре заходили с видом бледным,
Отплёвываясь на царёву дурь

ЛжеДмитрий  слыл искуснейший  оратор,
Велел на святках веселить народ.
Подписывал указы -In perator,
Хотя процарствовал....всего лишь год.

Каким он был ? Был рыжеват, не хилый.
Голубоглазый, хмур порой бывал
В плечах широк, с недюжинною силой,
Подкову левою рукой сгибал.

Враги его  распространяли слухи,
Что он царит в союзе с сатаной,
Весь православный мир предать порухе,
Чтоб Папа Римский управлял страной.

Поляки раздували злость народа
Гульбой и чванством, летопись твердит.
В май тысяча шестьсот шестого года
ЛжеДмитрий, In perator,  был убит.

Всё сделано по-нашему, по-русски.
Переворот, толпа - бить и крушить !
Возглавил  смуту князь Василий Шуйский,
Так, чтоб последующих устрашить.

Над телом долго, захмелев, глумились,
Напялив маску, дудку сунув в рот.
Под бубен скоморохи веселились
У бочек с бражкою - пляши, народ  !!

Настала ночь, и чудеса начАлись.
Мертвец на Красной площади лежал.
Всю ночь над телом стоны раздавались
И свет загадочный над ним мерцал.

На следующий день, в средине мая,
Мороз начался - травы и листва,
Скукожась, почернела, облетая
И новый страх, что это неспроста.

А  утром к лошади труп привязали,
И в путь - на край Москвы, в «Убогий дом »,
Где по утрам умёрших собирали
Чтоб в общей яме схоронить потом.

Под вечер - буря, небывалой силы
Круша постройки, кровли на домах.
И слухи - мёртвый вылез из могилы,
Лежит прилюдно, нагнетая страх.

Вновь, в панике, могилу раскопали,
И труп в неё, добавив глубины,
Зарыли. А наутро встали -
Мертвец лежит у городской стены.

Встревоженные власти повелели
Труп оттащить за город и спалить.
Напрасный труд - конечности сгорели,
А тело, хоть старайся - не горит.

Опять приказ - всё разрубить на части,
Сжечь и собрав, засунуть в пушку прах,
Им выстрелить на Запад. Для острастки,
Чтоб помнили все там, в иных краях,

Что Русь - не та, она другою стала.
Пора понять, пора запомнить им,
В Историю взглянув - ДВА  РИМА ПАЛО,
А ТРЕТИЙ РИМ - МОСКВА, НЕКОЛЕБИМ !