Легенда о сибирском конкистадоре

 Эссе
    «Я конквистадор в панцире железном…»
  ( Николай Гумилёв)
 
 Современник  Писарро и  Дрейка, спустя пять десятков лет  после гибели Магеллана от стрел и копий  островитян, Ермак  в примечательном  "дежа вю"  повторил   «сценарий» смерти  первооткрывателя - «кругосветчика». Но только  на другом конце Земли, о шарообразности которой  в те времена уже  знали.  Казачий атаман пал в бою в устье впадения Вагая в Иртыш от рук татар.  С тех пор Ермак давно стал образом – каноном, символом-архетипом, поняв суть которого, мы можем приблизиться к смыслу  слов «сибиряк», «сибирский характер».

  Казачий Ланцелот

 Подобно  тому, как  в 1531 году Писарро одолел  горные тропы  Анд, чтобы  непостижимым образом покорить могущественную  империю Инков,  в 1582 году  Ермак, поднявшись по реке Чусовой,  перевалил через Урал, чтобы  завоевать Сибирь. Сколь бы не далеки были  географически друг от друга  Латинская Америка, Полинезийский архипелаг и Западная Сибирь, проведение параллелей между  жизненными установками и мировоззренческими представлениями   овеянных легендами  исторических личностей, сыгравших ключевую роль в  новейшей истории присоединения земель к государствам-метрополиям, представляет шанс вырваться за пределы унылого буквализма. Вполне возможно, такое  сопоставление биографий даст нам в понимании характера и мотивов действий Ермака гораздо больше, чем перелопачивание довольно скудных  «прямых источников».  Тем более, что, знакомясь с фольклорными, летописными  и историческими  жизнеописаниями воспетого Кондратием Рылеевым атамана,  как бы сталкиваешься со словесными  портретами совершенно разных людей. Одни Ермака  слишком  демонизируют, представляя его предводителем варначьей шайки,  другие  -  канонизируют в качестве героя-воплощения христианских добродетелей. Историки и сочинители исторических романов не раз сетовали на то, что о самом Ермаке  мало что известно. Летописцы, «пиаря»  поход казачьего атамана в лучших традициях древнерусской литературы, прибегали к  параллелям из Библии и Гомера, но  практически ничего не сообщали о самом отважном предводителе похода.
 

На  написанном двести лет спустя после присоединения Сибири к России  портрете Ермака, он похож на переодетого в конкистадора Емельяна Пугачева или легендарного карибского пирата по кличке Черная Борода. Головной убор,  напоминающий кирасу. Панцирный доспех. Копье. Рукоять меча или сабли.  И, сколь это ни странно, воротник-волан, какие носили в Европе во времена открытия и завоевания Америки( портрет Франсиско Писарро как раз снабжён этой деталью парадного туалета идальго). И ещё один атрибут в дополнение к впечатляющему  куртуазному набору - медальон - амулет на  цепи.   

 Алексей Толстой, посвятивший харизматичному казачьему предводителю  один из эпизодов романа «Князь Серебряный», не даром и всю эпоху Ивана Грозного представил в сюжетных линиях рыцарского романа. Здесь приличествующие жанру  поэтические «кальки» с Вальтера Скотта: колдун, битва, сцена охоты, плохой рыцарь, хороший рыцарь.  И хотя Иоанн IY , конечно же, мало походил на короля Артура,  Ермаку выпала роль своеобразного Ланцелота. Ему, уже после падения Казани, предстояло добить золотордынского  дракона. Таковыми виделись современникам остатки враждебной Москве государственности, унаследованной от Чингисхана окраинными восточными землями. Не случайно пограничный с Золотой ордой Яик величался в песнях «Яиком-Горынычем».  Не стоит забывать и того, что уже  вступившая в эпоху реформации Европа, всё еще грезила крестовыми походами. Да и в нашем отечестве были   созданы   вполне согласующийся с литературными изобретениями Кретьена де Труа  - «Слово о полку Игореве», и героический эпос «Задонщины». И если Гомер воспел Троянскую войну спустя 500 лет, словно вёл репортаж с поля боя, то  и временной промежуток, отделяющий Ермака от  подвигов русских средневековых витязей, вряд ли мог изгладить в сознании казачьего воинства   эпические образы русских богатырей.  В эпоху же великих географических открытий и завоеваний новых земель «мода» на рыцарство переживала второе рождение.
 

 Христофор Колумб,  подобно Александру Македонскому стремясь достичь Индии, открыл Америку.  Ермаку по вполне сходным мотивам довелось «дооткрыть» Сибирь: до его дерзкого похода о землях за седым Уралом русским было известно не намного  больше, чем Геродоту о  Гиперборее. Ермак со товарищи  шли – в никуда, как и их европейские современники плыли – в неизведанное, уповая лишь на то, что Земля-круглая.    500  (по другим источникам втрое больше) казаков начавших углубляться в «сибирскую сельву», сплавляясь по реке Туре,  это столь же малое количество воинов, как и крошечный отряд Фрациско Писарро из 62 кавалеристов и 106 пехотинцев, оказавшийся в сердце империи инков лицом к лицу с сорокатысячной  армией. 170 авантюристов сумели  завоевать страну с почти что 6 миллионами населения! Более  30 «добрых стругов»(по 20 бойцов на каждом) Ермака оказались тем сокрушительным тараном, который  проломил  зияющую брешь в золотоордынской стене. Не удивительно ли!
 Достойно восхищения   жившее в руках удалых мужичков плотницкое искусство воинов-викингов - умение срубить хоть острог, хоть корабль, сочетающееся с вдохновением православного миссионера, воздвигающего крытый осиновым «лемехом» бревенчатый храм там, где явится побуждающее к этому религиозному деянию знамение. Технологические достижения плотницкого искусства казаков, конечно, были несоизмеримы с уровнем флотостроения морских держав. Нечто подобное испанским галеонам стало сходить с российских верфей лишь при Петре  I. Но применимо к той ситуации, в которой действовал Ермак, путешествовавший не по морям и океанам, а по рекам, струги  были самыми оптимальными судами, сочетавшими в себе достаточно внушительную грузоподъемность водоизмещением в 6-8 тонн с возможностью легкого перенесения этих «чаек» по суше. И что немаловажно – строительство подобного флота не требовало  капиталовложений. Соорудить в походе струг для казаков было столь же естественным мероприятием, как, выдолбить из ствола дерева  каноэ - индейцу.  Мобильность, внезапность, легкость перемещения по воде и суше – всё это во многом зависело от «транспортного средства», каковым и были вёсельные струги (в дальнейшем освоении Сибири–кочи)-парусники.   
 
 Владение приёмами рукопашного боя профессиональных воинов (чего только стоит описание сабельного перехвата из правой руки в левую – прием «левши» Григория Мелехова у Шолохова!)  Натренированность не только в набегах и далеких походах, но и в тяжелом физическом труде по хозяйству. Богатырские нравы казачьей сотни с удалыми игрищами на майдане. Ясное, оптимистичное, прямо-таки эллинистическое  восприятие мира. Когда все это слагалось в единый кулак, получалась несокрушимая сила.
 Выходцы из испанских «терцин», закаленных в бесконечных стычках с маврами были, конечно, «машинами для убийства» несколько иного рода. Уже неэффективные против огнестрельного оружия на театрах боевых действий в старушке-Европе, их панцири были несокрушимы для стрел индейцев. Да и всё ещё хранящие в себе магическую силу Мерлина мечи из толедской стали  с массивными рукоятями – суть обоюдоострые разящие кресты паладинов, с помощью которых миссионеры без промедления отправляли грешников не куда-нибудь – в Рай. Что касается коней и достижений парусного флота, то они в восприятии индейцев были чем-то более фантастичным, чем даже поистине «инопланетный» пантеон их богов, до сих пор дающий уфологам богатую пищу для убедительных подтверждений посещения земли  представителями внеземного разума.   

 Гнев Ахиллеса или  мессианизм Иоанна Крестителя?

 Почему столь «легкими» оказались завоевания огромных территорий такими малыми силами? Сорокотысячная армия инков потерпела поражение потому, что  конкистадоры  воевали не по их правилам. Захватив  Инку в заложники,  испанские «террористы» диктовали условия, стремясь продать жизнь встретившего их по всем церемониальным канонам Атауальпу за максимально большее количество золота. Конкистадорский «спецназ» не церемонился. Сопровождавшему испанцев священнику  было достаточно того, что индейский император бросил наземь Библию, чтобы тут же объявить его Антихристом.  В свою очередь  Ермак  умел воспользоваться   неприязнью  порабощенных Кучумом  племён к этому бухарскому  родственнику Батыя. Подобно тому, как  конкистадоры, будь то Кортес или Писарро, с изощренным  искусством виртуозов дворцовых переворотов использовали распри между наивными язычниками,   бывалый атаман  двигал на своей «шахматной доске» недовольных   ханом Кучумом   хантов и  манси, которые в отдельные моменты «спецоперации»  присоединялись к его воинству. 40 человек из зырян(коми) выполняли роль проводников. Помощь, готовившему своего Троянского Коня, «многоумному» атаману оказывали и добровольно признавшие власть  русских хантыйские князцы Бояр, Алачей и мансийские – Ишбердей и Суклем. В прочный узел противоборства завязались  содействовавший ермаковцам при захвате в плен лучшего кучумовского военачальника Маметкула   мурза-«диссидент» Сенбахт Тагин, визирь- «сепаратист»  Карача, решивший воевать силами своего рода с казаками самостоятельно,  явившийся мстить за свергнутого  Кучумом Едигера его племянник Сеид-Хан.  Присоединение Сибири на её начальном этапе отнюдь не походило на добровольную сдачу. «…Воеваше по Иртышу и великой Оби их нечестивые улусы и городки, татарские и остяцкие…и городок остяцкий взяша со князьком их и со многими их остяками плениша и в плен поимаша». Вряд ли это сопротивление имело религиозный накал газвата, объявленного крестоносцам Саладином, мусульманство ещё не пустило столь глубоких корней в Сибири.
 
В то же время отношение самого Ермака и его товарищей к мусульманскому хану Кучуму было вполне аналогично тактике   крестоносцев в их священной войне  с  «сарацинами», а  конкистадоров - с ацтеками, майя,  инками.
 «Неверные же выпустили бесчисленные стрелы, а сами одеты в железо и защищены медными щитами. Казаки же в них палили из огнедышащих пищалей и бились врукопашную: был бой и была сеча жестокая. Но с Божьей помощью  русские держались, а неверные мало-помалу начали отчаиваться и слабеть. Казаки же погнались за ними вслед, нанося  удары и  ногами их попирая. И обагрились тогда поля  кровью и мертвыми телами устланы были, как в древности у Троянского града близ Скомандры-реки, когда пускался в погоню Ахиллес». (Сибирские Летописи). 
 Чем  же мог прогневить нашего Ахилла  Кучум? Да хотя бы тем, что Русь 300 лет стонала под игом татаро-монголов. Да и Казань ведь сдалась не без боя. А пуще того –в ответ на  взятие Казани была сожжена дотла Москва, Ивану Грозному пришлось спасаться бегством, Давлет-Гирей слал самодержцу оскорбительные письма. В довершение ко всему,   кучумляне захватили направлявшегося с миссией в Казахскую орду русского посла Третьяка Чубукова. И  царский посол,  и все сопровождавшие его  были умерщвлены. Так что поводов для акции возмездия было предостаточно.
 
Если  опустить использованные летописцем античные и библейские реминисценции, то мы увидим один из «секретов» победного штурма Ермака- огнестрельное оружие. Были у Ермаковых воинов и пушечки, которыми снабдил казачков меценат-Строгонов и, как указано автором летописи, - пищали. Писарро и его люди не поленились тащить по горным тропам свою артиллерию – и своевременный залп, произведя впечатление грома небесного, сыграл свою роль. Ермаку со товарищи предстояло преодолевать волок между Чусовой  и Турой, но свою огневую силу, как и струги, они не могли бросить.   
 И все-таки- 500-540 человек или 1500? В возможности успеха столь широкомасштабного военного предприятия при исходном  минимуме войска убеждает то, что у Кортеса было всего 400 человек – и он «свалил» процветающую ацтекскую империю, захватив Монтесуму в заложники в его же находящемся на острове посреди озера  дворце-крепости в Тенотчитлане. При этом, конечно, ему помогли ненавидевшие ацтеков тлоскальцы.  Их помощь оказалась весьма  кстати, когда восстала вся Мексика, а получивший подкрепление в войне со «своими» же Кортес имел уже 1300 солдат, 100 всадников и 150 стрелков. Утроение с 500 до 1500 сабель-копий войска Ермака могло стать результатом присоединения подкрепления из местных и вновь прибывающих сил в течение трех лет экспедиции. Прибыль профессиональными войнами и «запасниками» могла быть достаточно ощутимой, если учесть что незадолго до вторжения Ермака Кучум побил имевшего намерения  пойти «под руку» русского царя Едигея и обижал местных. Количество перебежчиков и партизан всегда прямо пропорционально попранным интересам населения театров военных действий, а Кучум, как видно, преуспел в этом. Отрицаемая самым добросовестным исследователем похода Ермака  Русланом Скрынниковым  цифра в 5 тысяч воинов тоже могла быть вполне возможна: воинство разрасталось как снежный ком, потому что война имела освободительный характер. Столь же быстро  народно-освободительная стихия  могла растекаться по хозяйственным нуждам, ведь это не регулярная армия, а ополчение. Оценка его масштабов может стать ключом ко всем последующим событиям того времени.   Было ли это массовое восстание на стороне освободителей против поработителей? Или же только цепь «локальных конфликтов», противоборствующие силы в которых собирались и распадались в ситуативном союзничестве? Где срасталось и где рвалось лоскутное одеяло племенных интересов?    
 
Во внутреннюю схватку Едигея с Кучумом вмешалась третья сила извне.  В схожей ситуации пребывала на момент внезапного появления конкистадоров и империя Инков: только что закончилась трехлетняя война,  в которой в междоусобной борьбе верховного инку Уаскара победил его брат  Атауальпа.   
 У Франсиско Писарро лишь 23 головореза имели громы и молнии в дулах. Но последовавшего после пальбы из пушек залпа из аркебуз и дерзкого натиска всадников, принимаемых воинами инков за невиданных полубогов, было достаточно, чтобы  обратить идолопоклонников в бегство. К тому же конкистадоры были уверены: язычников можно безжалостно избивать, топя их в крови. Решающую роль сыграло огнестрельное оружие и при взятии Кашлыка. Схватка произошла на Чувашьем мысу 26 октября 1582 года. Паля со стругов из пушек и пищалей, казаки привели в замешательство подчиненных татарскому царевичу Маметкулу татар и хантов. Их артиллерия(а у Маметкула имелись пушки) отчего-то  молчала, затем её без какого –либо успеха сбросили с яра на наступающих людей Ермака. Смятение вызвала и попавшая в Маметкула, не причинившая ему значительного вреда пуля. Татары и ханты побежали. Наблюдавший за всем этим  из плохо укрепленной крепости на горе Кучум последовал их примеру. Казаки вошли в крепость. Не удалось Кучуму взять реванша и в кровопролитной битве 5 декабря 1582 года у озера Абалак. Этих двух неудач было достаточно для того, чтобы деморализовать татарское войско. Надеясь на лучшее, татары стали возвращаться в улусы, ханты и манси повезли Ермаку съестные припасы, а Кучум отступил в спасительную Барабу. Тогда же произошёл и окончательный перелом в умонастроениях участников разбойного рейда – выступать в дальнейшем в качестве «государевых людей».  Удача сопутствовала Ермаку  и благодаря его умению поддержать сомневающихся внутри ватаги. Когда молодые казаки увидели превосходящие силы противника возле Кашлыка, некоторые из них замыслили бежать, но Ермаку удалось удержать их. Не исключено – именно потому, что Ермак дал отряду передышку, которая предоставила возможность осмыслить первое впечатление: когда казачий флот проплывал вниз по Иртышу мимо крепости, кучумово войско показалось нависшей над отрядом грозовой тучей.  Но созванный перед  боем казачий круг, воодушевил людей, сгладив панические настроения. Год спустя(в 1583) после исторически значимых боев Ермака в Сибири,  англичанин Хэмфри Джильберт попытается основать первое поселение на североамериканском континенте, но у него ничего не выйдет потому, что он не сможет поладить со своими же. Поселенцы восстанут против своего предводителя, и тот применит против них обычные по тем временам меры наказания в виде отрезания ушей и других инквизиторских приемов назидания.
 
Удачное десантирование ермаковских «морпехов» на берег возле Кашлыка стало во всем этом военном предприятии   моментом истины.  А вот для   Магеллана при высадке на остров, ставший его последним географическим открытием, сложилась ситуация совсем иного рода.  Подойти на шлюпе ближе к берегу помешал коралловый риф. Нетерпеливый первооткрыватель двинулся к пляжу вброд, слишком удалившись от огневого прикрытия с тыла – и тут его настигли стрелы аборигенов. В одной из версий гибели Ермака тоже присутствует водная стихия.  В пользу документальности  этого эпизода говорит то, что боевой прием  отступления к лодке применялся и европейцами. Первопроходец Северной Америки, добывший себе дворянское звание в рыцарском турнире  с турецким пашой  Джон Смит, пользовался заимствованной у венгров аналогичной тактикой отступления. Он пятился под прикрытием индейца- проводника,  отгородившись от дождя стрел щитом и одновременно «работал» всесокрушающим мечом. Но коварный индеец- проводник подставил паладину ногу – и тот упал.
 
Детали того, как застигнутый во время сна врасплох славный витязь, приняв последний бой,  утонул в Иртыше, многократно воспроизводят историки и создатели батальных полотен. Спорят по поводу того – документальный ли это факт или легендарный?  Вполне возможно, продолжая библейские реминисценции, создатели  текстов о Магеллане и Ермаке, по сходным побуждениям  намекали читателю на то, что описываемые ими герои – не простые люди и что пришли они, подобно Иоанну Крестителю, с важной миссией обращения язычников в истинную веру. Это и соответствовало действительности: к примеру, на острове Косумель, где был храм майя, куда Кортес прибыл с девятью кораблями, конкистадор выступил в роли христианского апостола. По его приказу были повержены идолы и на месте капища сооружен христианский храм. И эту роль взял на себя человек, характеризуя которого, чилийский поэт Пабло Неруда не нашел  иных слов, чем - «холодная молния, сердце мертвое под железной бронёй.» 
 
Почему же было не представить смерть народного героя- Ермака в виде второго крещения? Ведь «Погодинский летописец» и сражение на  Чувашевом мысу описывает, придавая  происходящему значение крестового похода против неверных. «Месяца октября…, на память святого апостола Якова, все русские воины вышли из крепости на бой, и все повторяли с молитвой: «С нами Бог, создатель наш. Да поможет нам, творениям своим!» И  начали подступать к засеке, и был бой тяжкий. А те, лютые звери, шли дерзко, казалось, что вместо сердец у них острые копья. И бились обе стороны жестоко…» 

  Кетцалькоатль  Приобья

 Ещё одной причиной  триумфального продвижения  вглубь сибирских земель Ермака и его последователей вполне могли стать религиозные мотивы. Практически в любом религиозном культе есть образ избавителя.  Нередко – это эсхатологические персонажи, символизирующие окончание прежних и приход новых времен.  Краснокожие ацтеки приняли «белого» Кортеса за воплощение пернатого змея Кецалькоатля и жестоко за это поплатились. Аналогичным образом в ХХ веке монголы «опознали» в  бароне Унгерне  перерождение Махаганы, шестирукого божества – устрашающего и беспощадного хранителя веры  - и из этого тоже ничего хорошего не вышло. Верования хантов и манси с их тотемами медведя, мамонта, берёзы и даже стрекозы убеждают в том, что, прежде всего, их представления о мире были диаметрально противоположны мировоззренческим установкам мусульман. Оказавшись между  воинственными миссионерами  полумесяца – с одной стороны и военизированными проповедниками креста- с другой, как между молотом и наковальней, аборигенные сибирские племена были вынуждены сделать судьбоносный выбор. Скорее всего, это был выбор наименьшего из двух зол.  Видимо, в развернувшемся «соревновании» жестокости по отношению к местному населению посланец Ивана Грозного все же не занял первого места. Тем более, что, получив монаршее одобрение, имел  директиву на обложение данью, а не на «тактику выжженной земли». «Сибирские индейцы» оказались в ситуации сходной с той, в какую попали американские с появлением Колумба у берегов Америки. Исход столкновения двух цивилизаций – древней традиционно-языческой, с преобладанием медитативно-созерцательного восприятия мира охотника-рыболова, с  христианской или  мусульманской, центральное место в  которых занимал воин-миссионер, был фатально предсказуем. «Индейцы были так простодушны, а испанцы так жадны и ненасытны», - констатирует в дневниковой записи хронист - современник Колумба.  Выменянные за «осколок стекла, черепок разбитой чашки» золотые  украшения или собранные в качестве ясака меха, - все эти  сокровища неизведанных земель влекли и будоражили воображение авантюристов. Слухи о золоте ацтеков и инков или легенды об алтайской Золотой бабе могли повысить градус пассионарного разогрева и послужить причиной создания авантюрного «предприятия на паях» в любой части тогдашнего мира.  Беловодье,  «Остров вечной молодости»  или Эльдорадо – за высокими горами, на далеких островах, у черта на куличках – где-то должна была быть эта земля обетованная, земной Рай, каковым и воспринял Колумб берега открытого континента.
 Не исключено, что «тактики пряника» в отношениях  между Ермаком и аборигенным населением земель, куда он пришел, было в значительной мере больше, чем «стратегии кнута». К тому же  чтящие духов и блюдущие шаманские ритуалы  ханты и манси не практиковали  человеческих жертвоприношений, какие шокировали даже головорезов-конкистадоров - завоевателей Америки. Устроить свальную резню во славу Господню для них было нормой, увидеть то же на алтарях языческого храма-анамалией. Но объективный результат соответствовал субъективному восприятию. Впрочем, крестоносцы «зачищали» и христиан, и иудеев, хотя шли наказывать за поругание Гроба Господня «сарацин».  В результате мусульманам отошли и Иерусалим и Константинополь. А происходившее во время конкисты походило уже на реванш с некоторым «отставанием по фазе»: по долгам изворотливых «сарацинов» должны были спустя  три сотни лет заплатить доверчивые  индейцы.
 Может быть, благо в том, что у казаков не было значимых поводов для подобной  тотальной зачистки подчиняющихся им территорий? И  хорошо, что донцы-волгари были не столь экзальтированы как кастильцы и толедцы? С другой стороны  даже удостоившаяся не очень лестного названия «самоядь» не выстроила храмовых комплексов для заклания  людей на алтарях. И хотя у «сибирских индейцев» тоже водился обычай снятия скальпов с побежденного – это не было превращено в культовое «конвейерное производство». Несомненно именно поэтому идолы, обряды и тотемы  сибирских аборигенов не вызвали у казаков столь агрессивной ответной реакции, как у европейцев оказавшихся в Америке, а их ужасали  оскаленные морды тамошних обагренных человеческой кровью кумиров. Какими бы не были различными верования разных культур, встречаясь, они либо отторгают друг друга, либо «выдают» что-то среднеарифметическое. В новелле Борхеса «Евангелие от Матфея» слишком буквально понявшие проповедь миссионера индейцы распинают несчастного, приняв его за бога.  В 30 годы теперь уже прошлого века русский эмигрант Беляев на парагвайской службе немало сделал для индейцев мака в победоносной войне с Боливией. После смерти индейцы мака приняли Беляева за сына Бога и брата Иисуса Христа. Шаманы звонили отошедшему в мир иной брату спасителя по невидимому телефону, советуясь по важным вопросам. Бог  обских угров Мир-Сусне-Хум(искаженное в русской транскрипции –Мастерко) был седьмым сыном верховного божества Нуми-Турума, он имел много имен. По причинам понятным только хантам и манси одно из имен этого божества  «вставилось» в православный пантеон, отождествляясь с Иисусом Христом и Николаем Чудотворцем, которых прозелиты экс-язычники ласково называли Мастерко.  Столь причудливые взаимные интерпретации разных религий похожи на общение инопланетян. И во многом лишь сегодня становится ясным – сколь однобокими были  встречи «контактеров». У народов Сибири( а в соответствие одной из гипотез,  от них произошли перешедшие 15 тысяч лет назад по Беренговому перешейку «на тот берег» племена) много общего с аборигенами Америки.  Обжившись на новом континенте «древние сибиряки»  достигли многого в поэзии, астрономии, осознании мироздания, но конкистадорам все это было малоинтересно.    
    Русские миссионеры, по всему видно, были более терпимы ко всякого рода «чуди», может быть, тем  и пришлись сибирским  аборигенам по душе. Да и в контексте полемик по поводу патологической склонности Ивана Грозного к  тирании  методы покорения Сибири выглядят куда более мягкими, чем практика завоевания других континентов.  И хотя тактика взятия в плен вождей-заложников использовалась позже и при продолжении освоения Сибири, она была вынужденной, к ней прибегали лишь ситуативно. Эту коварную методу пускали в ход лишь тогда, когда казакам-первопроходцам доводилось сталкиваться с воинственными, жестоко сопротивлявшимися племенами. И все-таки религиозный фанатизм покорителей Сибири  никогда не распалялся до ярости священной войны против язычников. А если летописец и прибегал к «крестоносной» лексике, то это, скорее всего, был литературный прием.   Аборигены делали выбор в пользу русского царя, а не бухарского хана и потому, что политика обращения в православие не была столь жёсткой.  Да и усталость от разорительных тягот империи Чингисхана могла лечь решающим разновесом на колеблющиеся чаши весов сомнений аборигенных вождей. К тому же  и при взятии  Кашлыка, откуда был выбит первым натиском Кучум, и при  не менее удивительном  падении  Тенотчитлана завоевателями умело использовались антиимперские настроения, притесненных при создании империи завоеванных племен.    

 Совпадение тотемов

 Несмотря на гибель Ермака,  Кучуму  не удалось и в дальнейшем  противодействовать успешному продвижению казаков. И, кто знает, может быть, причины таким образом сработавшего на пользу похода «встреч солнцу»  нужно искать в смутных глубинах коллективного бессознательного сибирских аборигенов? Тотем медведя отнюдь не чужд был и казакам с повадками «берсёрков»(неистовых викингов в медвежьих шкурах).  А вот когда один испанец увидел в качестве божества морду зверя из семейства кошачьих, эта  гаргулья языческого капища вызвала в нём непреодолимое отвращение. Существенная разница в восприятии.
 Каким–то образом происходило братание русских пришельцев с остяками, вогулами, селькупами, кетами, обитателями татарских улусов. Почему-то абориген имел резоны для того, чтобы объединиться с пришлыми казаками против своего ненасытного начальства.  Не похлопывал  ли мансийский вождь  дружественно  по плечу царского посланца из-за Уральского Камня, называя его «русским медведем»? Не надо забывать и того, что казаки были такими же страстными  охотниками и рыболовами, как и  ханты, манси, селькупы. И хотя пришли они по государеву велению, ортодоксальными «государственниками» их вряд ли можно было назвать, ведь они были порождением казачьей вольницы с ее стойкими представлениями о народной демократии и справедливости. Вот и ещё  точки сближения.
 Важно было и не допускать перегибов во время присоединения  завоеванных. Не потому ли религиозный ритуал перехода в подданные православному царю подменялся воинским? В знак верности русскому самодержцу аборигену предлагалось  всего лишь  поцеловать казацкую саблю.
 Алтайские легенды повествуют об Ульгене и Эрлике  – Зевсе и Хароне  верований верхнеообских племён. Герои алтайского эпоса совершают дорогие сердцу простого люда подвиги «под приглядом» этих богов.  Образ казака-конкистадора вполне мог вписаться в подобные  представления. Тем более, что  истинный рыцарь(даже если его, как Ивана Кольцо, приговорили к плахе), жесток только в бою, а в перерыве между сечами – готов делиться своими победами с побежденными вполне в духе отказывающихся от всего мирского нищенствующих монахов. Не сбросишь со счетов и того, что  Ермак в конце концов стал проводником «расширительной» политики  наихристианнейшего Ивана Грозного. Иоанн прославился не только войнами с Ливонией или истреблением бояр, но и дипломатическими «ходами» сватовства к монаршим дамам европейских королевских домов. Да, Иоанн  Великий  карал огнем  и  мечом. Но и он  же проявлял изощренную куртуазность  в искусстве сочинения писем Курбскому,  бывал непредсказуем в умении миловать приговорённых. Он великодушно амнистировал   Ивана Кольцо, которому вменялось «воровство» за уничтожение направлявшейся в Москву ногайской миссии.  Пожалуй, и Ермак не мог отказать себе в удовольствии  не только казнить, но и миловать,  ведь он был подданным своего великого самодержца. И в момент зенита славы, без сомнения, представлял собою величину близкую по значимости Малюте Скуратову с его опричным орденом  метлы(символ ведьмы) и собачьей головы( напоминающей о «псах бога»- доминиканцах). Мобильная инквизиция чуждого  рутинного иезуитского делопроизводства опричного войска – чем не «зеркальное отображение»  «силовой структуры», возглавленной Ермаком? Правда, задачи этих «экспедиционных корпусов» были диаметрально противоположными – опричное войско  направлялось на объединение путем жестокого подавления внутренних «оппонентов»,  ватага Ермака на присоединение внешних земель. И   то, что к православным были применены более жесткие меры, чем к инородцам – удивительно ли? Мансийский шаман не претендовал на роль  архиепископа. В то время как мятежный боярин был прямой угрозой трону. Бесспорно, здравый смысл при столкновении экспедиции с местным населением  торжествовал ещё и потому, что   Ермак(Скуратов наоборот) забрался слишком далеко, и контролировать его действия Грозному было так же сложно, как и маршруты конкистадорских галеонов испанской короне. Писарро шел за сокровищами Инков. Ермак за таежной пушниной. И принимая те или иные решения, они исходили не столько из приказов центра, сколько из собственных представлений о благе.

 Мужицкий царь на берегах  азиатской  Амазонки?

 Пытаясь разобраться  - отчего столь молниеносной  оказалась победа Ермака,  следует понять и то, почему, ввязавшись в столь рискованное предприятие, за ним пошли люди? В чём секрет  популярности казачьего атамана? Воинство Писарро состояло из нищенствующих идальго, закаленных бродяг-авантюристов, людей которым было нечего терять. Это уже по сути дела была карикатура на рыцарство. Таков был  Писарро в свои 55 лет, незаконнорожденный сын обнищавшего идальго, пасший в детстве свиней.  Небескорыстный Карл I  освободил видного деятеля конкисты из тюрьмы, куда его усадили за непогашенные долги предыдущей экспедиции, дал патент на завоевание Перу, назначил  губернатором присоединенных к   испанской короне земель. Но всё это были эфемерные почести.
 Чуть ли не год в год действовавший на североамериканском континенте  рыцарь туманного Альбиона, фаворит английской королевы Елизаветы I Вальтер Рейли удостоился за свои заокеанские подвиги застенков Тауэра. Только что не увенчавшие себя тазиками для бритья,  участники беспрецедентной экспедиции Писарро страстно желали  вырвать реванш у судьбы – обидчицы. Их Дульсинеей  стали грёзы о золоте. Во имя этой блистательной красавицы конкистадоры  были полны решимости повергнуть демонов языческого мира.  Ядро «экспедиционного корпуса» атамана Ермака, которому к началу его похода тоже было никак не меньше 40-50 лет, составляли люди не робкого десятка, погулявшие и по Волге, и по Дону, теперь( в связи с падением Казани и Астрахани) переместившиеся на Яик. Взятие Казани и Астрахани было такой же прелюдией к завоеванию Кашлыка, как разгром Тенотчитлана  разминкой пред атакой конкистадоров на Кито и Куско.
 Неоднозначно трактуемый в исторической литературе вопрос о причастности  Ермака к разбоям и грабежам   вряд ли есть смысл рассматривать в морально - нравственной плоскости. Таков был образ жизни вольных казаков, представлявших собою Робин Гудов своего времени. И отсутствие документальных свидетельств «криминала» отнюдь не означает, что его не было. Вряд ли и многие из тогда ограбленных стремились заявлять об этом, да и поимка лихих людишек на бескрайних российских просторах всегда была делом проблематичным.  Совершить рейд по тылам  за «зипунами» было для станичников обыденным мероприятием и преследовало  армейские походы атаманов-есаулов  вплоть до  ухода казачества в историческое прошлое. Не случайно среди причин поражения Белого движения Деникин в своих мемуарах указывает на эту погибельную древнюю традицию грабежей мест боевых действий.   Конечно же, некорректно было бы  обвинять атамана в чем-либо, не имея на то прямых доказательств, а лишь потому, что таковы были нравы среды, которую он олицетворял. Но эта «косвенная улика» вполне может способствовать пониманию ситуации, в которой ему довелось действовать.
 Облагодетельствованный  Иваном Грозным Иван Кольцо не был пай-мальчиком. Да и  практически слившиеся в фольклоре  образы-близнецы Разина и Ермака говорят о том, что завоеватель Сибири был в народном восприятии воплощением «бунташного духа»,  удали, разгульной вольницы. Но не смотря на то, что в боевой ватаге атамана наличествовали люди бежавшие от секиры палача и ужасов стрелецкой казни, предприятие затеянное Ермаком не было чем–то вроде  отчаянной атаки идущего на смерть штрафного батальона. Ермак мог быть и отнюдь не «криминальным авторитетом» среди таковых. Он мог уравновешивать  головореза Ивана Кольцо в качестве ветерана- военного,  закаленного в битвах с Ливонией.  (Некоторые песенные источники «вставляют» легендарного атамана и в баталию взятия Казани.)
 Однако, так ли легко было, бросив кличь, собрать под знамена отряд  для завоевания зауральских земель, если  проводимая летом 1580 года мобилизация в связи с боевыми действиями на западных рубежах проходила с трудом? «Косили» от службы отпрыски дворянских родов, холопы ударялись в бега отнюдь не за тем, чтобы прибежать к Ермаку. Но все-таки на этом «восточном фронте» собралось достаточно сил, чтобы совершить удивительный подвиг присоединения Сибири к России. Отгадка такого легкого рекрутирования людей вполне  может состоять  в том, что разочаровавшись в помазаннике Божьем –Грозном, тогдашние пассионарии «произвели на свет» некую  монархическую альтернативу – народного царя-атамана. 
 К тому же, выходя со своими предложениями на казачий круг, бывалый атаман всерьез позаботился о финансовой поддержке со стороны Строгонова. Все-таки снаряжение подобных экспедиций, судя хотя бы по посадке в долговую тюрьму Писарро, было делом недешевым, хотя, конечно же, бюджет затеи русского конкистадора был  куда более щадящим.
 Успеху Ермака  при агитации сторонников могло способствовать и то, что он руководствовался не только прагматическими интересами; в нем жил и дух первооткрывателя. Что там - за горизонтом? Это религия всех  «флибустьеров и авантюристов», готовых и  на Библии поклясться, и амулет-оберег на шею нацепить, и просчитать свою выгоду, но главным остается неодолимое стремление преодоления пространства. Вот чем «туристическое агентство» Ермака очень сильно отличалось от армейского призывного пункта. Не по сходным ли причинам и алчный до золота  Писарро, отклонившись от основной цели путешествия, спустился с Анд, чтобы совершить открытие  Амазонки? Вряд ли его спутников  восхищали  колибри , анаконды, секвойи, так же как казаков не удивить было глухарями, лосями, «кедрачами» и прочей впечатляющей экзотикой местной фауны и флоры… И всё же вдохновивший кончившего виселицей романтика Рылеева Ермак углублялся на Восток не только для того, чтобы завоевать, но и познать неизведанное. Искал Золотую бабу, нашел сибирскую Амазонку-Обь. 
 Испанская  корона наделяла Колумба титулом «вице-короля» Вест-Индии( правда потом этот вице-король был обвинен во всех грехах и свергнут). Снаряжавшая Дрейка в его грабительские походы и «кругосветку» вслед за Магелланом, английская королева Елизавета I учредила с ним конфессию на паях, нисколько не гнушаясь тем, что имеет дело с отпетым разбойником.   В определенной мере чего-то подобного удостоился и Ермак, получив в дар от Ивана Грозного шубу, доспехи и кубок. Это было легитимизацией своебразного вице - царства Ермака и уж во всяком случае отнюдь не шутовско-сиюминутного вице- губернаторства.
 Его авантюра была не просто военным путешествием, это было и торгово-экономическое предприятие. Уральским Строгановым пришлось потратиться на снаряжение экспедиции атамана так же, как и снаряжавшему Писарро в первую экспедицию  панамскому меценату из влиятельных служителей церкви Эрнану Луке. Испанский монарх тоже вложил деньги в предприятие Колумба отнюдь не только для того, чтобы убедиться в верности картографических гипотез Тосканелли. И согласился повторно финансировать предприятие дона Кристобаля  лишь тогда, когда получил в качестве доказательств его прибыльности золото, жемчуга и живого аборигена. Даже помиловав, уже разжалованного вице-короля, король метрополии готов был выплатить ему гонорар в монетах, но не поделиться властью. Солидный куш сорвала на авантюре Дрейка Елизавета  I и не желала делиться награбленным с предъявившими ей претензии португальцами. «Проходящие» по историческим источникам 600 соболей, которых  положил  Иван Кольцо к трону Ивана Грозного и поступивший на государеву службу «сибирский индеец»- из лояльных русскому царю татарских князьков, конечно же, лишь мизерная часть тех сокровищ, которые  потекли в царскую казну в связи с деянием, совершенным Ермаком и его соратниками. И кто знает- не оказался бы Ермак Тимофеевич при триумфальном возвращении из Сибири в Москву, если бы не был сражён в бою, в распоряжении заплечных дел мастеров Малюты Скуратова? Ведь, обретя харизматическую  популярность, он  покусился на  власть, дарованную Ивану Грозному самим Богом? Да и царь-батюшка переменчив был в настроениях. Это «двоевластие» не получило развития из - за  героической смерти Ермака. Но именно популярность вице-царя-атамана стала залогом успеха многотрудного похода. То, чего не мог дать «административный ресурс», сделала   персонифицировання в  Ермаке Тимофеевиче   Аленине вера в  доброго мужицкого царя.  Понятно, в противовес злому.       
  Воодушевление, которое мог внушить довольно пёстрому по составу отряду Ермак, наверняка, не замыкалось только на материальном интересе. Пошли за «мужицким царем», волжским «пиратом», суровым к врагам, справедливым к своими. Да и не напускная «народность»  предводителя была важна для объединительного порыва подобных авантюр. (В этом смысле «свинопас»-идальго Писарро, пожалуй, вполне соответствовал «истинной народности» происходящего из станичников крестьянина-воина.)   Уйти за мечтой о превращении Ивана Дурака в Ивана Царевича  куда глаза глядят. Так выразился этот протест на перегибы государства, способствовавший столь замечательному расширению территории России. Ермак утонул, утягиваемый на дно тяжестью доспехов.  То есть погиб в бою - самая славная смерть для рыцаря-крестоносца. Сходные проблемы с тянущими на дно доспехами имели рыцари Ричарда Львиное Сердце при десантировании с кораблей  на Святую землю, так и не сумевшие присоединить эту территорию к Европе. Опростоволосились с претензиями расширения на Восток и тевтоны, веса доспехов которых не выдержал проломившийся лед Чудского озера. От взаимного давления друг на друга Западная Европа и Русское царство стали расширяться, выплескивая энергию освоения пространств в прямопротивоположные стороны. Векторы  великих географических открытий и присоединения дальних земель взаимно уравновесились. 
 Созданного Ермаком пассионарного толчка  хватило для того, чтобы последовавшие за ним дошли до Тихого океана.  Явившийся спустя двести  лет в той же среде «мужицкий царь» Пугачев-Лже-Пётр III  возглавил волну, покатившуюся  в обратом направлении. Не потому ли, что всё уже было открыто и завоевано, а бюрократия превращалась во все более враждебное населению высасывающее соки государство в государстве? Вполне в традиции западных историографов  живописуя  ужасы неистребимой в веках имперской тирании Ивана Грозного,     Анри Труайя   иронизирует и над его  alter ego – Ермаком: утонул, мол, в доспехах подаренных самодержцем, курьез, получается.  Вряд ли уместно такое снижение.  Как, впрочем, и окончательное превращение биографии  выдающейся исторической личности в парадную  оду.

 Дульсинея из Тобольска

 Эпические полотна о казачестве, созданные Гоголем, Толстым и Шолоховым, в самобытном этнографическо-бытовом обличии обыгрывают всё те же вечные рыцарские темы. В динамичном, наполненном бурными эмоциями и остросюжетными событиями  казачьем  быту были свои Тристаны и Изольды, Пенелопы( Ярославны) и Одиссеи(Игори).  Не один Григорий Мелихов оказался отпрыском плененной турчанки. Прекрасные пленницы были добычей наряду с «зипунами» , подороже паволок и узорочья из-за которых Игорь угодил в плен к Кончаку.  Казачьи станицы представляли собой этнические котлы, в которых переплавлялись гены славян, тюрков, угров. Продолжая параллели между крестовыми походами, конкистой и завоеванием Сибири, и убеждаясь как в схожести, так и в существенных различиях этих мощных катализаторов этногенеза, невозможно пройти мимо  роли женщин во всех этих авантюрных экспедициях. Самая куртуазная из всех войн –Троянская была затеяна из-за похищения Елены Парисом. И –кто знает , не из того же ли разряда и  легенда о женитьбе Ермака Тимофеевча на  мансийской принцессе? Ведь , если Иван Грозный сватался для укрепления трона к  западным династическим красавицам, то почему вице-царю Сибири, как и подобает после ристалища, не подцепить на конец копья  шарф Прекрасной Дамы из дочерей  аборигенного князя?   
 Пример женолюбивого Ивана Грозного говорит о том, что количество Прекрасных Дам, которых поочередно завоевывал преклоняющийся    Рыцарь, во многом зависело от властных полномочий коленопреклоненного. Французский король Генрих II, погибший  от осколка копья, вонзившегося в глаз через щель забрала, совершил сей рыцарский подвиг камикадзе вопреки предсказаниям Нострадамуса не столько во имя королевы Екатерины Медичи, сколько в честь её соперницы. Казаки в отличие от мусульманских ханов не были многоженцами. Опустошенная Золотой ордой «дикая степь», где образовывались станицы,  заселялась  семьями, в которых  выносливы и воинственны были и мужчины, и женщины; ради них, а не только ради  куража от избытка сил, чаще всего и совершались удалые подвиги. Но характерно и то, как Стенька Разин поступил с княжной-полонянкой, бросив её в набежавшую волну. Военные экспедиции казачьего «спецназа» представляли собою сугубые «мальчишники». А вот среди пиратов южных морей(не смотря на бытовавшую среди флибустьеров аксиому – дама на корабле худшее из зол) случались и женщины-предводители.  Сюжеты старинных русских песен «Атаман-девица»,  «Казак и шинкарка», «Разин и девка-астраханка» повествуют о лихих девицах, баловавшихся не только гребнями и шпильками, но и «ножом булатным». И все же  послужившие прототипами  этих песенных образов дамы не стали русскими Жаннами д*Арк.  Куртуазная «история любви» проигрывалась на свой лад в зависимости от обстоятельств, религиозных и этических представлений, темперамента обитателей континентов. Легенды причудливо переплетались с реальностью.  Первые экспедиции к Карибскому архипелагу  совсем на манер Одиссея обнаруживали  острова, населенные одними женщинами. Отряду Кортеса в качестве «отката»  были щедро дарованы Монтесумой не только золотые украшения, ещё больше  распалившие неуемные аппетиты испанцев, но и 20 красавиц –индианок. Одна из них по имени Малинче даже прославилась тем, что во всём  помогала завоевателям(по сути дела шпионила против своих). В романе Райдера Хаггарда - дочь императора ацтеков с соизволения отца влюбляется в конкистадора. Пытаясь скрепить разваливающиеся остатки Золотой орды, подобным же образом предоставлял Кучум  ханам сопредельных земель своих дочерей.
 Учинивший пожар Москвы Давлет-Гирей  отправил на работорговый рынок  Феодосии  5 тысяч пленных, самые красивые женщины предназначались султану. Столь масштабное  «похищение Парисом Елены» - вполне в духе тогдашних войн. Так что женщины были – и  источником вдохновения воинственного духа и ходовым товаром. В струге место красавицы было рядом с сокровищем. «Во носу сидит, братцы, есаул с ружьем, Во  корме сидит Атаман с копьем. Ну посередь ветки лежит золота казна, На казне, братцы, красный ковричек, На ковру сидит красна девица, Атаманова, братцы, полюбовушка…»(«Разбойничья лодка»).
 Не смотря на условности куртуазного преклонения перед Дамой, будь она заморская королева или  красавица-станичница, этот культ  и в самом деле был одним из приводных пружин пост-средневекового бытия. Мы ничего не знаем о женщинах, оставленных в  «базовом лагере» людьми Ермака, мы не имеем документов, которые поведали бы нам о  каком-нибудь казачьем атамане –Антонии и дочери хантыйского князца –Клеопатре. Но откуда-то же взялись метисы и в Сибири, и в Латинской , и в Северной Америке?  Романтическая история, случившаяся с  уже упомянутым Джоном Смитом, которого спасла от смерти, влюбившаяся  в рыцаря тринадцатилетняя принцесса индейского племени памунков  Похаканос убеждает в том, что подобные сюжеты могли происходить на всех континентах. Красавца Джона по повелению вождя уже привязали к столбу и два мускулистых индейца уже готовы были разбить ему голову каменными топорами, когда дочь вождя кинулась к плененному и, заслонив чужеземца собой, крикнула: «Убейте лучше меня!»  Одна из легенд о немолодом уже по тем временам Ермаке экспромтом набрасывает очертания того же бродячего сюжета с роковой развязкой: героя –любовника из пришлых завоевателей пленяет аборигенная красавица-принцесса.    
 При всем декларативном аскетизме крестовых походов, рыцарей в их путешествиях сопровождали обозные маркитантки, числящиеся прачками, а то и жрицы любви. В закончившийся катастрофой Первый крестовый поход отправлялись целыми деревнями – с женщинами, детьми, козами и гусями. В Сибирь же переселялись  семьями массово  уже после того, как и опальный Меньшиков с дочерьми превратился в справного сибирского мужика, и  декабристки отправившиеся вслед за мужьями во облегчение тягот дальней ссылки познали  красоты Сибири. Населяющие сегодняшнюю территорию за Уралом «сибирские креолы» -  пёстрая расовая смесь, в которой ещё остаются яркие вкрапления не утерявших памяти о самобытной культуре коренных народностей. Сегодняшние Дульцинеи из Тобольска, Кургана, Новосибирска, Томска, Омска – самый яркий «документ» результатов деятельности отважного атамана, способствовавшего преображению обширного края. И ставшая Мисс Мира красавица-сибирячка – своеобразный результат  бурного народосмешения. В фамилиях сегодняшних обитателей «Сибирского Чикаго» сквозь пестроту лексических красок переплавленных корней необозримого количество   языков и культур  всё ещё светятся  родовые и топонимические названия «коренных» и «пришлых». Среди нас  живут потомки татар-шабанцев, называших себя так по фамилии бухарцев Шайбанидов(из этого рода был Кучум), коренные татары-курдаки(фамилию с корнем «курдак» носит человек, занимающийся отливкой колоколов для православных храмов). Немало и однофамильцев Ермака Тимофеева.   
 Своим успешным завоевательным походом Ермак столь же сильно изменил этнокультурное и государственное будущее  Сибири, как Колумб, Кортес, Писарро, мореплаватели –первопроходцы  - будущее Американского континента и облик его обитателей. Лихой атаман сумел сделать это за неполные три года(сибирская экспедиция Ермака длилась с 1 сентября 1582 по 6 августа 1585). В этом и есть  всемирно-историческое значение его деяний.
 

Роланд  Зауралья
  Деяния Ермака заслуживают увековечения, не столько ради пополнения фильмотек  сериалами, библиотек новыми пухлыми томами исторических романов,  а  наших необозримых пространств монументальными изваяниями.  Для сибиряков  этот уже примелькавшийся и во многом затёртый от обращения  символ  мог бы и должен стать чем-то более важным, чем просто исторический персонаж. В нём – ген самоидентификации. По имеющейся у нас в распоряжении версии, Ермака утянул на дно Иртыша « на  Вагайском перекопи»  доспех. По непостижимому закону того же  «дежа вю» река Урал поглотила былинного красного командира Чапаева, а река Ангара – белого адмирала Колчака. В этих двух героях  революционного раскола  как бы произошло расщепление  чего-то до того целостного. Но сколь ни далеки подавшийся в кавалеристы свалившийся с колокольни строитель церквей, адмирал белой армии и казак-первопроходец в них есть одна общая  черта-  рыцарский дух русского воинства.  И всечеловеческого тоже. И прежде всего всеевропейского. Погибший в 778 году при сходных обстоятельствах  во время  столкновении с  обитателями завоёвываемых территорий  в Ронсевальском ущелье Пиренеев рыцарь  Роланд не был особенно значимой исторической фигурой(по крайней мере он не присоединил Испании к Франции, хоть Карл Великий и сподвигал на то, семь лет воюя против «сарацин»). Но  благодаря «пиару» средневековых трубадуров, которые запели о Роланде несколько веков спустя, он стал легендой рыцарства и средневековья, и на все последующие  времена. С именем Роланд на устах умирали. Литературные параллели «Песни о Роланде» и «Кунгурской летописи» особенно в эпизодах, где описана гибель эпических героев, поразительны. Их, пожалуй, можно отнести, к  загадкам транслируемых через века и сквозь культуры «бродячих сюжетов», но тем эта загадка не исчерпывается. По легенде меч Роланда Дюрандаль прорубил  ущелье в горной гряде. Кто знает, может быть позже через тот сакральный проход, который теперь гиды показывают туристам,  позже и устремился на завоевание Мезаамерики  алчущий  новых пространств и золота неуёмный дух конкистадорства?  Подобную миссию совершил, в каком- то смысле соединив в себе  и Роланда, и Колумба и Кортеса, и Ермак Тимофеевич Аленин. Он прорубил брешь , в которую устремился русский дух.  Этот  свищ  в «камне», отгораживавшем западную часть континента от азиатской образовался в  том месте , где некогда легший в гроб Святогор  -богатырь, навсегда остался в саркофаге, скованном образовавшимися от ударов Меча-Кладенца железными кольцами. В эту щель и устремилось всё, что сдавливалось железной хваткой Московского царства.   

В  европейской традиции  сюзерен Карла Великого, правитель Бретани Роланд   - герой бесконечного количества сюжетных линий, где на фоне замков он служит Прекрасной Даме, сражается на ристалищах, и при помощи фей  воюет с великанами. Нашего Ермака даже кинематограф с его сегодняшними возможностями компьютерной графики живописует фигурой сугубо реалистической. Между тем, времена были такие, что не один Иван Грозный полагал себя посланником Бога на земле и был неуёмен в религиозных экстазах. Вывезенная академиком Окладниковым с Подкаменной Тунгузки церковь, находящаяся сейчас в целости в музее под открытым небом за Новосибирским Академгородком,  убеждает, что казаки двигались на Восток с молитвой и верою. Не откажешь им и в фантазии, силе духа, образной размашистости языка. Иначе не было бы ни  этих ладно скроенных из отборных бревёшек мини-Кижей, ни хранившихся до последнего в памяти сибиряков разбойничьих песен, ни Виктора Астафьева с  Валентином Распутиным, ни Василия Шукшина.

Тягавшиеся силушкой  с сибирскими «сарацинами» Ермак и его последователи  не только завоевали Сибирь, но и оказались завоёванными ею. И это взаимное завоевание шло без тотального  истребления.   Захваченные Ермаком  на Чувашевом мысу дети Кучума приняли православие,  именовались сибирскими царевичами, пополнили  русское дворянство. Многие отличились на воинской службе. Одна из сибирских царевен стала женой дяди Петра I, другая вышла замуж за отпрыска грузинского царского рода. Прорыв русского этноса на Сибирские просторы с одной стороны позже позволил сохраниться островкам дониконовского православия с его  верою в Беловодье и заветное слово, с другой –дал возможность обогатиться первопроходцам и их потомкам наивной первозданностью живущих в гармонии с  природой аборигенных культур. Вышедшая недавно в Томске книга Александра Казакина «Неотпетый род. Сказы и бывальщины»  обволакивает завораживающей поэзией затонувших на дне таёжного океана сибирских и приалтайских деревень. Сам «автор родился на заимке в шестнадцать дворов». В  основательном томе «Предания старых трактов» под редакцией доктора филологических наук Александра Казаркина собран впечатляющий пласт стародавних и новых материалов, в которых реальное переплетается с мифическим и фантастическим, религиозное с мирским. Один из авторов этой  книги , проведший много времени в стойбищах хантов и манси этнограф, доктор наук Владислав Кулемзин,  кажется, сам стал кем-то вроде шамана. И не только  потому, что у него дома, в академгородковской квартире, хранятся некоторые артефакты аборигенной сибирской культуры. Просто-с кем поведёшься… Но предупреждает, шаманские лечебные приёмы «работают»  узконаправленно, на «цивилизованного» человека они не действуют…
  Наиболее актуальным для нас может стать переосмысление столкновения на территории Западной Сибири  двух цивилизаций – христианской и исламской, начавшееся ещё  во времена крестовых походов. Ермак победил потому, что с одной стороны  как раз в те времена христианская цивилизация была на подъеме, с другой православие было изначально более терпимо к язычеству местных племён, чем ислам. Так что пробившее брешь в уральском «камне» копьё казака в каком-то смысле было лучом Вифлеемской звезды, каким мы видим его на старинных иконах- «инъёкция» дарующая жизнь. А прорубившая проход для потока переселенцев казацкая сабля – чем –то вроде скальпеля для кесарева сечения- через то родилась новая Сибирь. Западная Сибирь  была не покорена, а освобождена -и это весьма существенно. Завоевание Восточной  Сибири нередко шло по иному сценарию. Бывало,  разворачивались нешуточные баталии.  Война чукчей (луораветланов) с российскими войсками продолжалась почти 150 лет. В ближайшем будущем (и это уже происходит буквально на наших глазах) стародавний спор за сибирскую территорию православия и ислама может возобновиться с утроенной силою. Россия на демографическом спаде, чего не скажешь о Средней Азии,  территория Сибири мало заселена, а природа,  не терпит пустоты и  потому  миграционная экспансия нарастает.
   Ермак – освободитель, охранитель , имеющий и своего «царя в голове», и  умеющий чтить обычаи других, мог бы стать не то что образом Большого брата для малых народов Сибири, а чем –то гораздо большим. Есть и стела в Тобольске, и памятник в Новочеркасске,  в Великом Новогороде установлен монумент в честь 1000-летия России, на котором   запечатлён облик удалого атамана, выпущена почтовая марка, отчеканена  монета. Так в царской России когда-то выпускали деньги с изображением  Ермака и нарекли  именем  героя ледокол.  Но  все же того мало. Этот голод на основательное переосмысление вклада сибиряков –первопроходцев  в настоящее и главное-будущее-  как-то пытаются восполнить.  Атмосферой «первопроходчества» сегодня вдохновляются в поисках брендов малые сибирские города и сёла. В Мошково реконструирован Умревинский острог, в Колывани , затевая ярмарку, не забывают  развернуть историко-краеведческую панораму, на очереди юбилей одно из первых остров –Бердского…Но это лишь крупицы. Хранившаяся когда-то в Новосибирском краеведческом музее реалистичная скульптура «мужика с топором»(боевым) в кольчужке и шлеме витязя –трёхмерный  образчик того самого плоского реализма, который позже перекочевал и в фильмы и на полотна. Видно, поспособствовал тому и Василий Иванович  Суриков с его «Покорением Сибири Ермаком…»     Установленная же недавно в холле терминала внутренних авиалиний аэропорта «Толмачёво»  композиция работы скульптора из Великобритании Юнуса Сафардиара  «Покорение Сибири»   как раз изобилует символикой и не менее сюрреалистична по замыслу и воплощению , чем  холст  Сальвадора  Дали «Открытие Америки усилием сна Христофора Колумба» . Тут и апокалиптичная летящая комета( в самом деле – приход Ермака в Сибирь был подобен приходу болида из космоса), и оскал морды  взнузданного коня, и крестообразный обломок меча  супротив аллегорического лика «алтайской девушки»  с чертами  Будды,  и ощетинившийся  волк, и конный всадник. И всё же Сибирь-Волчица, к сосцам которой припадали Ромулы и Ремы от соратников Ермака до спецпереселенцев, не столько рычала и скалилась, сколько, ласкаясь,  сама сдалась на милость русского конкистадора.  И он не обманул её доверчивости. И в том не было ни ханжества, ни лицемерия. Таковы были «усилия снов Ермака Тимофеевича», которыми он и открыл Сибирскую Америку. И тут не надо никаких научных изысканий. Таковы мы, сибиряки, в лучших, разумеется, наших появлениях.   Всё ещё таковы и есть надежда -таковыми и останемся…Без камня или ножа за пазухой, хоть где –где, а по Сибири-то и прежнее, и новое варначьё погуляло. Но –силушку показывай, а «не забижай» слабого! 
 Вот почему с таким воодушевлением очень  многие сибирские  аборигены позже  участвовали в войнах России, проливая кровь за наше Отечество.  И в  Отечественной войне   1812 года, и в ВОВ.  Первый герой СССР из снайперов-бурят! В Сталинграде во время «снайперской  войны» лучшим образом проявили себя охотники из таёжных сибирских деревень , привыкшие стрелять так, чтобы белке шкурку не попортить.  На недавних соревнованиях Российского спецназа в Горном Тогучинского  района  НСО можно было убедиться, что боевое  мастерство Ермака живо и преумножается.  Дело не только в наименовании одного  из отрядов сибирского спецназа «Ермак». Просто, общаясь с сегодняшними офицерами из  русских «коммандос», начинаешь понимать – каким образом Ермак с ватажкой казачков завоевали  необъятную территорию размерами в половину шестой части суши планеты Земля.   


Рецензии
Зачитался!
Окунулся в неведомое, удивительное...
За что и люблю историю.
Спасибо

Вячеслав Шкатов   27.08.2021 05:44     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.