Гудрун Гудмунсдоттир...

Бургундия, грядут бурундуки,
ребячатся субаббревиатуры,
в контексте ртуть, текстуры суть натуры,
двенадцать тур взбодряют рундуки

квадратами надклеточных структур,
себя бездельно убирая в клетки,
две юных хрящеватые скелетки
постанывают в ступах и поту.

Каков бардак, что в жатых падежах,
что в кляузных окказионализмах,
язык язвит, погрязнув в аневризмах,
а горло с ларингитом на ножах.

Теперь к исландским кущам и мощам,
по щиколотку в ягель увязая,
борзеет дочь и, mutter истязая,
трёх леммингов вещает овощам.

Каким вещам прижаться к грабежу
треской пропахшей рыбьехвостой mutter,
что мечет вёсла в бессердечной смуте,
пока я здесь над числами сижу.

Норвегия, по Карнеги и чипс,
по Стэнли блейзер, гейзер по призванью,
что ворвань нам, марранам, Колыванью
бредёшь в лаптях, так лай на калачи.

О, Гудрун, утром лыка надеру,
белёсая, бесплотная, с радоном
обручена над илом липким донным,
в венке из рун хладону и одру

обречена, над крекером парю,
рыдая над судьбой твоей исландской,
Лапландия мишенью мушки шпанской
могла бы стать на зависть декабрю.

Который день ни строчки, зоб во льду,
в блокаде кобольд, а тюлень в осаде,
тетрадь рыхлеет, сыростью в пассате
ревматикам писати на ходу.

От Ибсена белейшая, как мел,
и милая, как мыло в новой ванне,
гепарды обретаются в саванне,
коль camel закрепиться не сумел.

Звезды моргает слабнущий диод
и вянет не в коане, так в нирване,
я упиваюсь дрейфом на диване,
худой и бесталанный идиот.

Так я иду, а ты замри, дыша
в любую из насупившихся грозно 
селёдочниц, на оптовом морозно,
но в рознице розарием душа.


Soundtrack: Daniel Shafran, G. F. Handel, Aria.