Ломка

Опять меня терзает ломка,
И я почти привыкла,
Что всё трудней глотать.
Мозги сжимает тупости колодка,
А в голове без правильного цикла,
То острые углы, то круглота.

Я знаю, плохо несколько часов,
Потом отпустит,
А через день, через неделю…
Закрутится скрипуче колесо,
Поток мучения достигнет устья.
Но что сейчас? Ведь боль не делит

На праведных и виноватых.
За что, за что? Вопрос извечен,
Но звуки не всколышут пустоту.
В сознании моём темней, чем в шахтах,
Ещё тошнит и давит печень,
Как будто бы наслушалась Тату.

Должно быть, вы подумали – наркотик?
Ошиблись, нет, всего лишь человек.
Не правда ли смешно и глупо?
Из сердца как теперь мне вынуть дротик?
Как из себя мне совершить побег
И укрепить защитные скорлупы?

Конечно, без сомненья, время лечит,
А чувства вечные – всего лишь побасенка,
Так не бывает – навсегда и присно,
Уже прошло, и вроде бы, полегче,
Но снова, как матёрый кот крысёнка,
Меня вдруг подминает приступ.

Хоть плачь, хоть вой всё без ответа,
И я, как бестолковый звездочет,
Под стук часов, минуты волоча,
Гляжу на небо угольного цвета.
Опять мне ломка не даёт
Спать по ночам.

Все мысли клочьями, бессвязны,
И я почти привыкла,
Что всё трудней дышать.
Тяжёлый вдох тягуч и вязок,
За ним сквозь зубы судорожный выхлоп.
А с чёрной вышины нож бердыша

Мне сквозь окно грозится светом злым.
Такое было триллионы раз –
Старуха-боль древнее Вавилона,
Как много душ, сожжённых  до золы,
Без счёта петель из шнура,
И глоток, что рождают стоны.

Но если всё перетерпеть,
(А впрочем, нет альтернативы),
Свершится, будто оттепель, свобода.
Но в тот момент, когда потёмок средь,
Забрезжит свет надежды боязливой,
Когда найду и выходы и входы,

Когда снега расплавятся в ручьи,
И я стряхну ярмо болезни,
Тогда, как пред травою лист кленовый,
Он явится и снова приручит,
Затем опять исчезнет,
И всё по новой.