Из горного блокнота

Лекалом разлинованы подножья
пологих гор – как будто по бумаге.
Заботою людскою дол ухожен –
взросли леса – тебе и мне во благо.
          Ну, что ж, прими привет их, бедолага.
          Я духом здесь, похоже, снова ожил –
          божок судьбины ослабляет вожжи
          когда к вершине ты восходишь шагом.
За мною школяров шумит ватага –
не наблюдал довольней этих рожиц.
Течёт рекою колыханье флагов –
патриотичен акт, отметить должно.
          Права на счастье юных непреложны –
          читай на каждом вознесённом стяге –
          для этого достаточен пустяк им –
          пузырь в руке резиновый порожний.

Но вот отхлынул радостный галдёж их,
и я опять в волнах скалистых магий –
театр гор приветствую из ложи,
и упиваюсь кислородной брагой.
          Миндальный куст ершится (иглы – шпаги) –
          созревший плод на пробу горько-острый.
          Там где сейчас желтеют злаков ости
          весной цвели, благоухая, маки.
Насторожил колючки-акинаки
татарника сухой отживший остов.
Будь осторожен с этим вот кусакой –
его иголки жалятся как осы.
          Сосновым духом напитался воздух.
          Покрыта хвоя липковатым лаком.
          Когда росою злаки станут плакать,
          сырой слезою ударяясь оземь,
особо остро ощущаешь осень.
Ещё равнина досыпает в хаки.
Туман, ложбинной прячась, осторожен,
прозрачной дымкой утопил овраги.
          Но после первой солнечной атаки
          он, дуновеньем ветра потревожен,
          бесплотным спрутом на асфальт дорожный
          протек и поглотил ареопаги –
эстетику бетонных саркофагов –
и их соседей поскромнее – то же.
Над ними горы мнёт земная тяга –
пластами складок кожи носорожьей.
          Её холстами утренний художник
          и расписал сапфировую сагу.
          Провалы, рёбра, стены и зигзаги –
          на расстоянье и объем помножь их…
ты уничтожен, смертный, – ты ничтожен –
при всей премудрости, смекалке и отваге.
–Ты созерцать меня сподобил, Боже,
но это благо вижу, что двояко:
          слепец прозрел, но онемел, однако.
          Даруй же рифмы – я верну их позже.
          – Ну, говори, упрямец, если можешь
           (что мне предъявит в судный день, сутяга? –
похоже, что судьбою в угол загнан),
но торопи свой карандаш несносный.
Со мной блокнот, а в сумке хлеб и фляга:
– Приемлю сделку – больше не предложит –
          с одною малой оговоркой всё же –
          свидетель – мой компьютер, работяга:
          что Ты внушал, я выдам на бумагу –
          не допусти оговориться ложно.

          05.11.2012