Пой. Ну же, пой, я ж смогу насмотреться...

Пой. Ну же, пой, я ж смогу насмотреться
Губы как сложатся,
слушая сердце.
Пой не стесняйся.
А вдруг я услышу. Что в нем  стучится?
А может быть мыши?
Может, залезли они в щели духа,
или души
и скребутся так глухо,
что бы казалось, что бьется чуть сердце,
опустошенное,
больше без перца, жгучести раньше дававшего сторицей…
Что это я. 
Где-то жизни не спорятся.
Где-то блуждают поблекшие люди.
Руки опущены. Плечи как груди
старых красавиц,
смирившихся с вечным
тленом,
обещанным тьмой бесконечной.
Может взять, зеркало выгнать из дома…
Что это я?
Мне давненько знакома притча 
о мелкой букашке - простушке,
что в лабиринте скиталась послушно
воле, вот чьей только, видно уж сильной
и проскиталась до плит бы могильных,
только вдруг встала, взглянула повыше:
- Выход нашелся…
Чу, снова здесь мыши.
Снова скребут, снова  просятся в сердце,
это они молодцы, на коленцах тырчатся около трещин души…
можно слукавить, но их не страшит
тонкость прощелочки,
дай только время…
длинная жизнь, сло-ве-са…
не поверят даже старухи принявшие вечность…

Пой. Ну же, пой, я ж смогу насмотреться или наслушаться силой души.
Знаешь, а мышки… они хороши!