Orphica

Вдоль улиц рядами белые луны горят;
сядь, посиди, коли ноги устали идти.

Белый пояс берез из тьмы вынимает луч фонаря
там, за окраиной, у объездного пути.

Окон, оконных гардин желтый, вишневый, малиновый цвет,
вывесок свет на темном – алый, зеленый и голубой,

светят вокруг, но один на один, будто совсем нет
тут никого, я говорю, безмолвно идя с тобой.

С тобой говорю, будто ты женщина или дитя,
ласковых слов не стыдясь, часто целуя виски и лоб,

Устами очерчивая черты, пальцами волосы теребя,
касаясь щекой щеки, вдыхая твое тепло.

Кто тебя знает, кто ты: может быть, ты – Бог;
или его Сын; или ты сын – мой.

И водоноса нет – беда, да и студенец глубок:
глянешь туда, в глубину – лишь небо над глубиной.

Лавка. Под белою лампой старик – еле слыхать – поет:
может быть, то, что теперь, сейчас услышать всего нужней.

В шелесте губ сухих, может статься, имя твое,
может, хотя бы намек послышится вдруг мне.   

«Мы пойдем с тобой в зеленой лужок,
мы нарвем цветов да совьем венок.

Там скажу тебе про любовь свою,
что томит мое ретиво сердце.

Что томит мое ретиво сердце,
что пылает в нем жарче пламени».

Я узнаю, кто ты: ты – Никта, Ночь, ты Ни-Кто,
что полными грудями белых твоих фонарей

Сочащимся молоком кормишь твоих детей,
из темноты аллей белым манишь цветком.

Ты и Она, и Он, двое, оба – в одном;
ты и Другой, и Я, и ни одно из двух;

Шлю в темноту вздох – будто из легких звон, но
колокол неба гулом мне возвращает звук.

В трепете высей – безмолвье всё выше,
– всё ниже клонюсь головою, всё безнадежнее сетую я:

Радость моя, слышишь ли, радость моя?