Гипсовый человечек. Нытьё

Вот они: смотрят, щурятся, шепчут ласково.
Вот они же:
мгновенно меняют жанр,
превращаются в гонщиков,
завидев мой силуэт на старте длинного коридора.
Мамочка, они правы,
потому что я – Федра и Бениславская,
уступившая Айседоре,
что-то из этой породы
одиноких и плохо кончивших.

- Здравствуйте, меня зовут С.
Я убила в себе женщину.
- Здравствуй, С.
*аплодисменты*
Мамочка, что сломалось
в день моего крещения,
в чём сбой пространственных элементов?

Мама, он понимает,
он тоже рождён на холодном снегу.
Дубль сто первый: рифмы соседствующих государств.
«Приезжай и спасай меня,
поднимай из луж»,
у меня всё каменное до самого позвоночника,
отбери у меня патроны,
сделай всё, что угодно,
наконец-то обезоружь.
Я не могу воевать и прятаться,
восседать на картонном троне,
кажется, я не могу.

Кому нужен этот террариум взрывов и тараканов,
передвижное минное поле?
Даже в развитых странах за тысячи километров,
люди в белом разводят руками: такое не лечат,
борьбе с похожим не учат в школе,
вот я и стою на северном ветре -
никому ненужный гипсовый человечек.

Кто хочет –
полные ящики яблок,
испанские танцы,
театральные маски?
Утром я – Блок,
вечером я – Станиславский,
завтра день решающей гонки,

а сейчас я готова сдаться.

Приезжай или дай мне остаться
в центре моей воронки:

P.S. Там (за закрытыми веками) – фейерверк –
во всё петербургское небо,
коктейль из похожестей и антитез.
Дело в том, что
там, где я не был
– на йоту ли, грамм, микрон
интересней,
чем здесь.

Кто-то рвёт струны,
а я воскресаю напротив,
в такт постукивая каблуком.
Здесь я дышу,
всё становится ясно:
внутри и снаружи,
в анфас и в профиль.

Как хорошо у подножья моей Голгофы,
в чёрной коробке,
что съест меня целиком.

19 ноября