Часть3 Пролога2013 к роману Миледи и все, все, все

Начало в Часть1.
         Часть2 Пролога: http://www.stihi.ru/2013/11/06/5673.

               .            .            .
– Посыльная  я к вам. Но не по нраву
   мне та, с кем поборюсь я за межу, –
кураж в Эстер накоплен был на славу. –
   Любезный Пьер, я вас не задержу.
   Не  склонны  вы подставить зад ежу,
   садясь открытой кожею на траву?

   Не  станете  зазря дразнить ораву
   вооружённых шпагами задир?
   Тогда, любви достойному по праву,
   зачем терпеть гадюк вам позади,
   коль можете понять, что подползти

они исподтишка не  преминут к вам?!
Одна из них готова завтра утром
за пазуху к вам вкрасться, в душу влезть.
Оружие её – кокетство, лесть.

Короче, обольщение по полной!
А вы ж неискушённы. Вы ж – поборник
душевно чистых отношений, да?
Ни камня чтоб за пазухой, ни льда,
ни ложных  чувств, и ни с плеча топорных…
Вам по идее… пусть я молода…
нужна, как я, такая… с выраженьем
любви в глазах и с чувственным броженьем
в крови, как  солидарности  залог…
Ни смысл идей услышанных, ни слог
не сбили с толку мозг с воображеньем.

Смущённый Пьер, общаясь с воплощеньем
своей мечты (по ней он втайне сох)
внимал, освобождаясь от тревог.
Глаза Эстер с теплом и восхищеньем
следили за реакцией его.
Пьер укрепил цветочек полевой
в копне волос красавицы-посыльной,
чем в чувства тоже внёс свой вклад посильный.
Цветок был выпит шмелем, но живой.
А от волос Эстер шёл дух жасмина…
              .            .            .
– …В конце концов, ведь ты мне не жена…
Ну да, вновь сеновал. И что такого?
– Ах, Пьер! Я не худа и не жирна.
Кого ещё ты ждёшь на ложе дня,
суля мне ночью сено вместо крова?!
Для жизни… общий  угол  нужен нам!
– Желанная! Поверь, я твой – до гроба!
Молю о счастье встреч… без яда, грома
твоих упрёков! Ты обнажена,
но вооружена огнём дракона!
– За что тебе, гулёна, я дарёна?!
По сути, я тебе почти жена!
Мила  тебе я. И  престижней  я.
А замуж не  зовёшь  у входа в лоно.
Ужель так и останусь лишней на
пути твоём к  женитьбе  отдалённой?!
– Остерегаюсь:  высосешь  меня,
к могиле подведёшь легко – сильна

страстями ненасытной вампиреллы…
– Ты б  сам  умерил, лежебока, прыть!
Мужчины!  Мир  хотите покорить,
а женщины  постели  вам бы грели…
              .           .           .
Искать нелепо им подобных треньем.
Они любовным бесподобны хмелем.
С какой на них ни глянуть стороны,
любовники в желаньях не скромны.
Верблюда сквозь ушко  иглы  проденем!
Уж коль сошлись, попробуй, разними!..
Два «Я» соединив единым «Мы»,
мрак ночи умалял ли наслажденье,
прикрывшее глаза им не от тьмы?!
Их сеновал – Вселенское владенье.
И лишь они туда приглашены.
Счастливице не нужен путь паденья
сквозь центр «Вселенной» до угла жены.

Пик в чувственно-интимном фейерверке
Эстер познала – Пьер не оплошал.
Дуэт любви, казалось, разглашал
на всю округу тайну их навеки.
Раскрыла ли любовница глаза,
иль восхищенье шло из них сквозь веки?

– О, Пьер! Ты так неистов и в бою?!
– Вопрос хорош отсутствием претензий.
Условностей, запретов кабалу
ни в чём знать не желаю я, хоть тресни!..
             .           .           .   
Дубы поблекли, воздух стал сам сер.
Сыграл день с юной дамой шутку злую.
Под сенью туч терялся глазомер.
Эстер в испуге и напропалую
пошла сквозь мглу, от мусора рябую.
Летящий желудь  по носу задел…
Прогулка, став не лучшей из затей,
сулила ей обратный путь «вслепую».
Средь бела дня бор так зашелестел,
как будто пляской листьев сеял бурю.
От трепета в своей душе Эстер
на помощь бы надеялась любую,
но лес вокруг обидно опустел,
лишь под ногами  хворостом  хрустел.
Казалось, что неслись со свистом тучи,
а сумрачность сгущалась каждый миг.
Добраться б до опушки – там ждёт кучер,
которого ей выделил жених.

Необъяснимый ужас, глубиною
до пят, сковал ей душу: в пятках – хлад…
Сквозь шум во тьме, похожей на закат,
на выходе из леса за спиною
мужской приятный голос наугад
назвал её «мадам», потом подряд
по имени три раза. Паранойя?

«Чем только не пугает всех нас ад!
Сходить с ума со страху скверно. Горше!–
подумала Эстер. – Взглянуть назад»?
Высокий дворянин, весь в чёрной коже,

приветливо рукой махал с тропы
(я ваша панацея, мол, от стресса):
– Мадам, не бойтесь, но поторопил
я б вас до бури с выходом из леса.

– Мерси. Я  стрекача  до дома дам
сейчас быстрее лошади… Однако,
с чего б вам называть меня мадам?
Не  замужем  я, сударь!            – По пятам
не следую, но вижу: вы под знаком

беременности вот уж пять недель.
Я не чета невеждам и зевакам
и не помощник вашим сводням-свахам.
Таинственных намёков канитель
я тоже опускаю. Средь гостей
селенья я один лишь посвящённый
в ту тайну, что вас скоро двинет в жёны.
У вас родится  девочка,  ей-ей…
              .           .           .
Из родственно-соседской группировки
роль нянек получили Габриель
и добрая ко всем Эммануэль…
С изломом у малютки обе бровки,
глазищи – взрослой мадемуазель!
Родители просты, а вот в Анжель
могла вселиться  бесов  бы артель,
чтоб  дьявола  б сознание бесовки
легко впустило в душу, как в постель…

Бросать на романтичный пафос тень
ирония способна без издёвки…
Ночь страхов – результат тревожной днёвки…
– Со мною руки к Господу воздень
за  крошку  новорожденную.  Пусть уж
скорей растущий сад заполнит пустошь! –
шептались, словно уши есть у стен,
две тётки. Если громко – то от  чувств лишь.

– Мечтавший стать папашей в этот год
теперь-то Пьер  вдвойне  собою горд.
У Пьера даже  нос  был вздёрнут стильно…
Не  зря за очагом сверчок свистел.
Уж эта весть погромче всех вестей!
Как не задуть, коль сам породист, ей!
– Событие! А то ведь всё рутина…
У злых людей никчемна треть детей.
– Папаша Пьер аж  светится,  скотина!
Какую  дочь  заделал среди дел!
Способны  настрогать прохвосты тел!
– Смазливая! Не девка, а картина!
– Красивые у нас невесты где?!
Таким и  суждено  с мальства  идти на
все тяжкие, красуясь не в стыде, –
с оглядкою судачили интимно
две тётки о родившемся дите. –
Солгу,  коль в ней ущербного нет духа…
– Не  то  что нет врождённого недуга…
И малой  червоточинки  нет! Вот!
Принявшая в ночь роды повитуха
от множества печалей и невзгод
по старости своей жизнь помнит туго,
а тут, дивясь, глаза на конус, рот
с восторженным раскрыла онеменьем,
зубами не стуча за неименьем.
Пригожа мать, отец, мол, не урод –
потом уж поделилась изумленьем –
а дочь их, как, мол, вижу наперёд,
иль  Божьей  красоты, иль… с подземельем

нечистого  повязана красой.
Мрачнее преисподней нету мраков!..
– Да  тише  ты! Давай без этих ахов.
Запас чужой  красы  мил? Лень красть свой?
– Пьер – ухарь  тот  ещё! Впрямь одинаков
и с Богом он, и с  чёртом  в день страстной…
¬– Да ты глаза пошире-то раскрой!
На ней нет никаких нечистых знаков!
И только губки, как цветочек маков!
Краса! Прям хоть брать деньги за погляд!
Не кожа у дитя, а Божья гладь!
– А может, чёрт на ней играл в пятнашки!
– Мне с первого же часа – мне ль не знать! –
доверили малышку пеленать.
– А то, что родилась она в  рубашке?!
Всё ж дьявол со своими – за компашку…
– Тут дьявол не  посмел  повелевать.
Уж в этом виновата вряд ли мать.
Дочурка-то похожа на папашку…
            
Малютку покормив (лиф нараспашку),
мать юная вдруг сникла – подремать…
Не то чтоб спор ушёл в мат перемат – 
посплетничать в  сторонку  смылись тётки…
Откуда ни возьмись, возник в светёлке
прохожий – чисто выбрит, но лохмат.

Где пахло грудничком довольно сильно,
где запах молока был и жасмина,
там внёс мужчина вонь гниющих трав.
Взглянуть со стороны – одет, как граф.
По пластике заткнёт за пояс мима –
в движеньях гуттаперчево-вертляв.
Однако над малюткой встал он смирно,
своё дыханье смрадное сдержав.
Мужчина был не юн, но моложав
и, судя по повадкам, любопытен.
Заправским покрутившись следопытом,
надолго гость незваный влился в пол,
разглядывая девочку в упор.
Счастливая в блаженстве изначально,
во сне вдруг ликом сделавшись печальна,
спала, как  никогда  бы не спала,
мать, ничего вокруг не замечая!
«Малютка и  сейчас  уж не сопля…
А женский род не так уж и мельчает.

И даже тут, пусть в этом доме  чар нет,
мне б подфартить  сейчас  уже моглось, –
сказал незваный гость себе под нос. –
Как повелитель твой, отец и муж бы
твою красу к себе я взял на службу,
когда б твой дух для этого подрос.
Возможно, пелена сомнений – чушь, да
жестокость, жаль, тебе с рожденья чужда.
Пойдёшь ли дальше собственных угроз?
Хочу, чтоб послужили мне с восторгом.
При всём известном выборе убогом
кого-то взять из тёмных образцов
легко ль, когда столь светлое лицо! –
последний раз окинув крошку оком,
гость подытожил словом знатока. –
Ты мне пришлась по вкусу бы во многом,
но делом мне служить –  кишка  тонка!
В  масть  упираться надо бы нам рогом.

Упрёкам подвергать – я и  намёком
тебя не стану. Лучше подожду
потомства  твоего в году далёком
и сам же за него назначу мзду,
предвосхищая склонности к порокам.
Мечта моя, на призрачном мосту
раскину для тебя ориентиры –
для красоты жестокой, сильной, стильной»…
               .            .            .
При жажде позитивных перемен
«желаем чуда!» – жизненный рефрен.
Неважно, как  приходит:  поздно, рано –
кто б ни чудачил, было б перед кем!
С каких-то островов абориген
живьём в дар королю привёз варана.
А в Лувре театральный манекен
по сцене шмыгал, как актёру равный…
А в городишке N ни мало кем
замечен  незнакомец  был престранный.
Его, едва заметив вдалеке,
невольно сторонились ветераны…

На вид харизматичен, не позёр.
Одет, как граф, но не по местной моде.
Глубоководных  чуднее  озёр,
глаза (как данность умственной породе)
принадлежала лику, а не морде.

Угадывался в нём во всём призёр,
зачинщик-дуэлянт и  спорщик  жаркий.
Ловящие его игривый взор
кокетливо бодрились горожанки:
и дамы из господ, и их служанки –
всех  привлекал взор, словно бы искрясь.
Неясно  кто  он: герцог, граф, иль князь;
в начале  неких странствий он, в  конце ли –
красавчик рослый шёл не торопясь.
Глаза в нём выдавали поиск цели.
Плюя на сильных, пред красой храбрясь,
нос сунул и в кабак он, и в лабаз
попутно. Встречный люд, крутя башками,
приезжему в глаза не зубоскаля,
счёл гостя властным, хоть и молодым…
Поскольку аппетит его зашкалил,
гуляка оплатил бы  налом дым
от уличной жаровни с пирожками.

Когда он соблазнился на один
румяный пирожок с мясной начинкой,
сомнительного вида мещанин
«ел» с любознательностью нарочитой

глазами содержимое мошны.
Как оба от торговца отошли,
мир стал вновь составляющей вертепа…
Богач, не оборачиваясь, «слепо»,

но враз перехватил рукою кисть
амбала  шаловливого: – Погрызть
спокойно не дают.  Катись  отсюда!
– Всё понял, ухожу. Простите, сударь,
глупца за неразумную корысть! –

лицом вор стал чернее трубочиста
от  ужаса  утробного. – Адью.
Я лучше стану сыном финансиста,
чем к вам ещё хоть раз сам подойду!
Бегу-бегу. Нет-нет, не к экзорцистам!
Весь съёжившийся, ставший неказистым,
амбал мигнул подручным на ходу.
Мол, рвём отсюда когти, тут нечисто!
Спасаемся, пока не грянул гром!..
А вот, что было дальше за углом…

Девчонкам – драйв не меньше, чем мамашам.
– …Вас раскусив во всех пороках днём,
мы вам издалека уж машем, машем…
Вы, сударь, на прогулке, иль на марше?
Мы, женщины, любому подмогнём,
кто  нас  достоин и  товаров  наших.
Озвучьте, не пищите комаром.

Что ищем? Шика, иль любовной славы?
Хотели где найти что лучше  зря вы!
Ваш вкус на шляпы чую я нутром.
Вам без пера покупку, иль с пером? –

от шляпницы с улыбкой лучезарной
услышал он. ¬– Берет для вас! Берём?
Сто шляп со страусиновым пером
попало за сегодня на  глаза мне.

Но столь великолепного пера,
как ваше, я не видела с утра.
Такое б поберечь. Вам лучше это
осуществить покупкою берета.

В нём словно  жениха  увижу в вас!
Нет-нет, речь не о  кольцах  обручальных,
но я на вашу внешность повелась…
– Я весь – для дам! Вид шляпы  удручал их?
Я в шляпе разве меньше кареглаз?
– Вы и в берете – первый ловелас!
Ко мне вы приблудились неслучайно.
Обновка увеличит ваши чары.
Примерьте. Вот и  зеркальце  для вас.
– Такого завлеченья и не чаял
услышать  я. Да здравствует Прованс! –

пожав жеманно крепкими плечами,
сказал красавчик. – Убедитесь сами,
к лицу мне ваш берет, не будь я Франс!
Не то чтоб продавщица впала в транс,
но стала ярче розы средь коробок.

Уж пара озабоченных молодок,
не только головной узрев убор,
подлезла к искусителю в упор.
Мол, глянь, какой! Ну чем не самородок!

Мужчина разодет, богат, неробок…
Мгновенья до знакомства сочтены!
Подкравшись к незнакомцу со спины,
подружки потянулись вверх бок обок,

в томлении  зажмурились  на миг
и с нетерпеньем, аж с изнеможеньем,
все взоры устремив к изображеньям
зеркальным, углядеть пытались лик
красавца… Нервный шок их был велик.

Лишившись обе речевого дара,
подружки пробежали два квартала
и только там опомниться смогли.
Что зеркало глазам их не додало,
то выползло, видать, из-под земли!

Красавчик усмехнулся им вдогонку:
– Мой вид в берете – им, как в зад иголку.
Видал  таких пугливых я приблуд!
Со шляпой без  берета,  как-нибудь,
я дальше проживу, – перо на холку,
а шляпу  на нос (к бесам барахолку!) –
к примерке охладев, продолжил путь...