Дядюшкины сказки

I

Не плачьте, дети, вас ругать не будут.
Чуть подрастёте, вот тогда и блуду,
и сребролюбию наступит свой черёд.
А может, вас Господь убережёт
от всякого греха. Да вы не бойтесь взрослых,
ведь среди них полно ослов безмозглых,
способных вряд ли учинить всерьёз
скандал и трёпку. Горьких слёз
утрите влажные разводы, Бога ради,
и слушайте, как дядя,
включив голосовые связки,
начнёт слагать вам поучительные сказки.

II

Жил-был король. Нет, был он не король,
а киноман, которому Шаброль,
Трюффо, Лелюш служили образами
для поклонения и лучшими друзьями.
Имел он, как сказал поэт, «одной лишь думы власть» -
как бы ему в кино попасть.
Прошло немало лет, и понял он, сколь труден
сей путь в волшебных лабиринтах киностудий,
и, заблудившись, умер для кино.
Он мёртв давно –
с тех пор, как смотрит только телепередачи
про спорт и секс, и отбивает мячик
ногой во сне,
а также занимается... но это не
для тех, кому подобным не пристало заниматься,
пока не стукнуло шестнадцать...

III

А вот ещё:
жил-был король, не раздувавший щёк,
не бравший в банке на престиж кредитов,
считавший, что «La Dolce Vita»
есть лозунг сатаны.
Он потреблению не объявлял войны,
но жил, сообразуясь с собственною кармой,
мечтая только, чтобы зрение у Бармы
(а если был он не один – ещё у Постника)
вернулось бы магического джойстика
нажатием одним.
Бог с ним...

IV

И, наконец, жил-был на белом свете
король, Которого я встретил
во сне у озера, где, преломляя хлеб,
рассказывал Он притчи тем, кто крепко спит. Нелеп,
как ветка сакуры в Сахаре, был Он среди спящих,
которым издавна намного слаще
ложь снов,
чем очистительная мудрость слов.
Пока я вспоминал, перебирая лица
откуда мне знаком Он, острое стило евангелиста
проткнуло сердце мне – наверно, для
того, чтобы напомнить Имя короля.

V

Ну, вот и всё. Простите, дети,
что о Бурбоне, Габсбурге, Плантагенете
я сказок не сложил.  Однако же устал
нанизывать слова на нитку, не смочив уста
глотком чего-нибудь покрепче.
Стемнело, дети, поздний вечер.
Пора укладываться спать,
забыв про дядь.