Нарисуй это чёрным

Мой знакомый поэт ходит в чёрной немыслимой куртке.
Из уюта квартиры, из мира привычных вещей,
Через тёмный подъезд, раздвигая пьянчуг и окурки,
На вечерний проспект он выходит, Кощея тощей.

Хмуро чёрную шапку на самые брови надвинув,
Как хрустальную вазу, по стриту несёт свой гастрит.
Он спокоен, как омут зимой, в нём есть что-то от финнов,
И совсем не смешно, когда он неуклюже острит.

На проспекте брутальных бандитов, астральных блондинок
Чёрный взгляд его глаз голубых беспричинно колюч.
Прямо в лужу ступает презрительно чёрный ботинок,
Отразивший однажды случайно божественный луч.

Иногда мы встречаемся с ним в полутёмном шалмане -
Черноподданный ночи и лирики светлой вассал.
Над пивными бутылками с килькою ржавой шаманим,
А потом я читаю последнее, что написал.

Там под небом безоблачным буйствует пышная флора,
Там искрится под солнцем в бокале "Шандон и Моэт"...
В этом храме селёдок, отстоя, блатного фольклора
Я хочу, чтобы чуть просветлел мой знакомый поэт.

Не страдая ни тактом, ни вкусом моим утончённым,
Он уйдёт по-английски, вернётся в свой сирый мирок,
Где всё так же Мик Джаггер поёт "нарисуй это чёрным"
И разрыв между нами, как Чёрное море, широк.

Может, кто-то сумеет найти чёрный ход его мыслей,
Ну а я, хоть убей, как ни пялюсь - не вижу зерна:
"Два колодезных мрака качаются на коромысле",
И "Река перед сном, будто совесть убийцы, черна"...

Беспокойно ворочаюсь как на Прокрустовом ложе -
То размер не подходит, то рифма, то тема не та.
И понять не могу, что за чёрная тварь меня гложет -
Отгрызает кусок, а на месте куска - темнота.

А забывшись под утро, увижу я, как из навоза,
Безразличны кому-то, кого-то смеша и беся,
Пробиваются чёрных стихов его дикие розы,
Как грозящие руки, вонзая  шипы в небеса.