Легенда о Дельфинах

*Он* - Ольга Солнечная
*Она* - Нелли Дрогомарецкая





*Он*


Затёрты до дыр облака поднебесного замка,
Мозаика окон потрескалась за миллиард
Невидимых лет, что земных пребываний огранкой
Зовут в коридорах, проложенных в рай или ад.
Здесь можно срывать на погон заплутавшие звёзды,
В морские узлы завивать бледный солнечный луч;
В небесных часах нет деления с надписью "Поздно",
И времени ход полусонно-лениво-тягуч.
Тут нет ничего - ни безумства, ни здравого смысла,
Лишь грома раскаты да плачущий зов журавлей,
И только живут вечной памяти горькие мысли
В прохладных покоях молчащих небесных аллей.

Я снова присяду на краешек старой скамейки,
Сцепив на коленях ладони в неправильный крест,
Направлю сознание рельсами узкоколейки
В те давние годы, что были до этих небес.
Забьётся на шее предательским вызовом жилка,
Горячий комок цепкой хваткой вопьётся в кадык,
И лёгким дыханием вскользь прикоснувшись к затылку,
Покажет мне память свой бледный измученный лик.
Разрозненность кадров мгновенно положит порядок
Движению времени в чётком сплетении дат,
Вручив на заре ежедневной тоскою награду
Моих возвращений невидимой тенью назад.

На первых секундах не будет вкраплений иного,
Мелькания граней, неровностей стен и углов,
Лишь синее море вливать будет снова и снова
Свою бесконечность в простор моих стынущих снов.
Частицами жизни искрятся ночные глубины,
Луна задевает краями каёмку волны,
Плывёт ощущение: все в этом мире любимы -
И кем-то, и сами - давно и навек влюблены.
Межзвёздная нежность парит в полуночном миноре,
Протянута в небо звенящего бриза струна,
И два плавника рассекают дыхание моря,
Две влажных души, два создания: я и Она...



*Она*


Дрожащий рассвет подымается тихо и плавно,
Волна бирюзовая дарит прохладу воды,
Мир моря спокоен, ветрами еще не затравлен,
И мысли его не бунтуют, беспечно-чисты.
Крылом рассекают пространство летящие чайки,
Резвятся в лазури морской развеселые стайки...
Наш мир не придуман - пропитан любовью и верой,
Мы связаны нежностью, словно подарком богов,
Нет зависти, боли, надменных улыбок  врагов,
И чуть снисходительно смотрят Юпитер и Гера...

Едино дыханье. Мы рядом. Печали не гложат.
Ликует душа и счастливости светлой полна,
И лишь далеко, на глубинах, немного тревожно -
Беспечность опасна, она - порождение сна.
Волне отдаваясь, не слышали всплеск. И мгновенно
Меня обвила соскользнувшая сетка. И пеной
Вскипела вода. Ты безмолвным застыл изваяньем
Но лишь на секунду, одну лишь секунду, на миг
Твой душу порваший на части неслышимый крик
Мне в сердце ворвался холодно-смертельным прощаньем.

Наполненный ужасом от осознанья разлуки,
Метался вокруг, до крови разрезая плавник,
Но сеть потянули лебедкой и сильные руки
Меня опустили в бассейн...Ты словно поник...
Мне сил не хватало бороться с кошмаром неволи,
Проклятье послала богам я за черную долю...
... А море все так же резвилось на синих просторах,
Кричали и ссорились чайки, парил альбатрос.
Четыре стены и тихонько ворчащий матрос.
На палубе звуки гитары глухим перебором...



*Он*


Рассветное зарево цвета сочащейся крови
Провидцем безжалостным вскинуло властную длань,
Поставив разлуку крестом у любви в изголовье,
Вписав в безграничность отсутствием логики грань,
Что сетью морской распахнула захваты объятий,
Подбросила вверх на кристаллы разбитую соль.
И вырвался крик - краткозвучен, глубок, однократен,
Вобравший в себя всю, пространство постигшую боль. 
Блестящую плоть содрогают конвульсии страха,
Обвисший плавник полумёртв и изорван до дыр...
( Мой разум не знал, что такое кровавая плаха,
Но именно так я тогда ощущал этот мир ).

Метнулся на зов, но сражаться с железной махиной -
Утопия, бред, если весь боевой арсенал:
Лишь хвост, плавники и ревущее сердце дельфина,
И строгий Нептун мне трезубцем отмерил финал.
В мгновение ока разверзлась бездонная пропасть.
Сознания? Моря? Нет смысла выискивать суть.
И в памяти только: винта корабельного лопасть
Да скользких медуз бесполезно кишащая муть.
Безвольным мешком погружаюсь в пенаты пучины,
Расплывчатой дымкой за мною алеющий след;
"Сады" анемонов, кораллов "колючие" спины
И точкой вверху, - еле видимый, тающий свет.

Вдруг дёрнулось тело от вспышки пронзительной боли,
Что, выдернув память из лап оглушающих снов,
Вернула в реальность. И диким усилием воли
Я к свету рванулся из смерти железных оков.
Течения моря мне путь указали к спасенью,
Ослабшее тело отправив под своды пещер,
Глотком кислорода вернувших меня из забвенья -
Страны привидений и прочих коварных химер.
Я долго дышал, прижимаясь к прохладности камня,
Беззвучно смотрел на настенный невзрачный окрас,
А видел одно, сквозь утраты железные ставни:
Святую мольбу в глубине Её плачущих глаз...



*Она*

Я билась в истерике, словно безумная стала,
Пыталась взлететь над бассейном и в море упасть,
Но сетка, прикрывшая сверху, полет мой прервала,
Затихла, смирившись, пиковую выбрала масть.
Волна за кормою резвилась, свободой дышала,
Что ждет меня в жизни проклятой, тогда я не знала...
Задумчиво время катило часы за часами,
В бассейне вода придавила похлеще цепей,
Я солнце молила: "Ну сжалься, светило, убей!"
Но жизнь не балУет красивыми нас чудесами.

Вот яхта притихла, ворвались портовые звуки,
Меня, словно куклу, закутали в новую сеть,
Скрипела лебедка, безумно горячие руки
В другую отправили тело безвольное клеть.
Душа задрожала и сердце зашлось в иступленьи,
Ну в чем я повинна! И в чем же мое преступленье!
Я вспомнила взгляд твой прощальный и трепетно-скупо
Слеза соскользнула хрустальная из моих глаз,
Скатилась, упала, растаяла... Видно не раз
Мне вспомнится диким укором беспечная глупость.

Потом как в тумане. Куда-то везли. Задыхалась...
Казалось, что миг избавления смертью настал,
Но жизнь в изнуренное тело опять возвращалась,
И вдаль уходила незримая смерти черта.
Восторженный смех, шум оваций ворвались в сознанье,
И лиц карусель закружила в сплошное мельканье.
Морская вода приняла меня мягко и нежно,
Но стены бассейна давили гранитной плитой,
Я знала - не выжить, расставшись со всетлой мечтой,
Не стать беззаботно-наивной, счастливой как прежде...



*Он*


Бессонные дни потянулись запутанной тиной,
Впиваясь под кожу ракушечной крошкой. Я был
То страшно спокойным, то бешено-невыносимым:
Хвостом резал ночь, лишь к утру выбиваясь из сил.
Бросался на скалы, винтом бесконтрольное тело
Взвивая на метры, - по двадцать попыток подряд,
Но где-то внутри нескончаемо жгло и болело
Клеймо понимания: "Я! Я один виноват!
Не смог защитить ту, что тёплым трепещущим боком
Ко мне прижималась, вверяя сердечный покой!"...
И тухлой селёдкой всплывал кверху брюхом, без срока
Качаясь в прострации, выгнув суставы дугой.

Бессчётные сутки расправили алые крылья,
Лучи гарпунами пронзали измученный сон,
Я, еле дыша от бескрайней тоски и бессилья,
Нырнул в глубину. И никто не узнает: мой стон,
По хриплости звука похожий на вой урагана,
Иль, может быть, волны, что я разогнал сгоряча,
Тогда разбудили пещерного старца-шамана,
Живущего в море с начала вселенских начал.
Движением вод проникая в хранилище мыслей,
Впиваясь в глаза пустотой полуспящих глазниц,
Он в полном молчании высмотрел линии смысла,
И я, если мог бы, то пал обезноженно  ниц.

С осиплостью в выдохе, он протянул на ладони
Кольцо - без каменьев, в царапинах, с метками ржи,
И голос промолвил: "Кто умер - бесследно утонет,
Возьми этот шанс - новизной уцепиться за жизнь.
Наденешь кольцо: позабудешь жестокость пучины,
Войдёшь человеком в доселе неведомый мир,
Сотрётся из памяти время, где плавал дельфином
По синему морю. Но помни: спасительный пир
Лишь для одного. Если дар мой вручишь без сомнений
Кому-то другому, - то он примет облик людской,
А ты постареешь - в секунду, до смерти..." Колени
Его подогнулись... Исчез... Тишина. И покой... 



*Она*

Сегодня и завтра... Резиною дни потянулись,
Дрессура, кормление, крики счастливых детей,
А мне так хотелось, что б прошлое наше вернулось,
В глаза заглянуть средь бескрайности синих морей.
Как-будто в тумане сквозь обруч стрелой пролетала,
Но рядом с тобой быть - об этом и только мечтала.
Я слышала стон твой, мне ветры его приносили,
Морская вода мне о боли шептала твоей,
Лишь солнце спокойное. И через зелень ветвей
Просило не плакать. Сердца же в разлуке грустили.

Срывала овации, кистью рисуя картины,
Кружилась под музыку, нежный шопеновский вальс
Врывался в сознанье безумно-холодной рутиной,
И в такте любом мне отчетливо слышалась фальш.
Жила лишь надеждой на случай, на странное чудо,
Рисуя в мечтах невозможно-пустые этюды.
О как мне хотелось, чтоб выросли белые крылья,
Взлететь высоко и вернуться в объятья любви,
Вернуться в тот мир, что сберечь мы с тобой не смогли,
Чтоб прошлое снова явилось отчетливой былью.

Ночами металась в безумье без сна и покоя,
Когда ж забывалась - мне снилась морская волна,
Согретая солнца лучами в полуденном зное,
Дарила нам счастье быть рядом друг с другом всегда.
Но сон прерывался и криком взлетал в поднебесье,
Кровила душа. Ведь в плену не найти равновесья...
Рассвет наступал, но не радовал мертвое сердце,
Туманом окутаны мысли и серость вокруг,
Не выкричать боль и печаль мне, не высказать вслух,
Закрылась стальная решетка, захлопнулась дверца.



*Он*

Я долго смотрел на косяк беспокойных рыбёшек
В том месте, где только что был сумасшедший старик -
С седой бородой, не причёсан, помят и изношен
В своём одеянии... Может, он просто возник
Измученной вспышкой, расстроенным импульсом мозга,
Как следствие сдвига разбитого горем ума,
Как клич китобоя, как сети смертельные розги,
Что сердце рубцуют. И думал раздумий тюрьма
Вовек не отпустит, но взгляд, среди сонных полипов,
Вдруг выхватил цепко, фортуны открыв мне лицо,
Неброским пятном, тускло-серым заржавленным бликом,
Под крошечным камнем вручённое старцем кольцо.

Так значит не сон, не коварные игры рассудка!
Он был, этот призрак, - реальней, чем собственный вдох!
Да что мне терять! Я надену кольцо... На минутку,
На крошечный миг... И одел... А вот снять и не смог...
...Очнулся. Вокруг - беспорядочно спорили чайки,
Прибой шелестел, омывая песок с моих ног -
Да, именно ног! Только где-то чуть слышно, печально
( Быть может, в груди? ) пел знакомый чарующий горн.
Но вскоре затих... Память стёрлась. И были ль причины
Снимать с пальца то, что впечаталось формою всей?!
Я жил. Я дышал. И был сильным, красивым мужчиной,
Готовым для жизни в плену сумасшедших страстей.

И всё понеслось, закружилось под жарящим солнцем:
Развратные ночи, шальные разгульные дни...
Я женщин менял, выпивая их разом, до донца,
Не ведая даже, что чувствуют телом они.
Да только судьба, среди шумной и праздной метели,
Отдёрнув стоп-кран, прекратила движение лет, -
Однажды, устав от недельной цветной канители,
Забрёл в дельфинарий, купив безразлично билет.
Сидел полусонный, когда вдруг мне самка дельфина
Пронзительным взглядом подёрнула дрожью кадык.
Но чувство исчезло... Лишь скользкие чёрные спины...
Я бросил ей хлеб и ушёл, вздёрнув вверх воротник...



*Она*

Я помнила все и жила ожиданием встречи,
Я знала - ей быть, подсознанье боролось с умом,
Когда затихали трибуны, окутывал вечер,
С собой совладать удавалось с великим трудом.
Мне слышался голос напевный твой, мягкий, спокойный,
И виделся в грезах порыв - одержимый и знойный.
Летела к тебе, разбивая замки и преграды
Лишь мыслью одной разрушая постылый покой,
Срывая запреты над этой проклятой чертой,
Что путь преградила единственной в жизни отраде.

С рассветом надежда растаявшими облаками
Бежала свет за очи в смехе вопящих трибун,
Как робот, толпу восхищала крутыми прыжками,
Скрывая внутри перезвоны трепещущих струн.
И тысячи взглядов за день, от веселых до грустных,
Впилались мне в сердце, до боли впивались, до хруста.
Наверно, шестым, иль седьмым, а быть может десятым,
Я чувством на миг ощутила незримый укол,
Как некогда прежде, тогда еще, с памятных пор,
Любовью ты звал меня чистой и ныне отнятой.

Тот взгляд... О мой Бог! Не дельфина, младого мужчины,
Смотрел отрешенно и пусто, но где-то внутри
Во мне подсознательно вроде, без всякой причины,
Все скомкалось-сжалось в предчувствии новой беды.
Глаза человека... Но сердце мое трепетало.
Я в них заглянула... Крутиться земля перестала...
Ты рядом со мною, но так безразличен и странен,
Живой человек и лишь там, в глубине грустных глаз
Затравленный зверь, познававший обиды не раз,
Швырнувший мне хлеб. И напомнил о вечном обмане...



*Он*


И жизнь покатилась по старой заученной схеме:
Бордели, красотки, текила, коньяк, казино...
Я жил как султан: весь в шелках, при деньгах, при гареме,
И всё бы как раньше, когда бы ни чувство одно.
Оно приходило каким-то неслышимым шагом,
Царапалось в двери, беззвучно шурша в темноте,
Алело в глазах окровавленным сорванным стягом,
Коверкало память. И я понимал, что не те
Ищу оправдания этой непознанной боли,
Что скользким червём прорастала в свободную грудь,
Став в несколько дней для меня и тюрьмой, и неволей,
И просто решёткой... Однажды, не в силах уснуть,

Стоял у окна. На проспектах куражилась осень,
Швыряя в лицо недопитые капли тепла
Промозглым дождём. В ту секунду наметилась просинь
В чернеющей тьме, и средь мутных разводов стекла
Я вдруг разглядел синий купол манящею точкой,
Огни дельфинария лентою яркой в ночи...
Очнулся и понял, что пункт понимания точен -
Мне нужно туда! Непременно! Хоть криком кричи!
Дожив до утра, наблюдая за медленной стрелкой,
Я ровно к открытию врос перед дверью в тот мир,
Где в мощности вод был до мерзости глупым и мелким
Мой взорванный мозг. Долетев в два прыжка до перил,

Увидел простор, пустотой наполняющий воздух,
И кто-то, окликнув, сказал, что уже не сезон:
Для шоу дельфинов есть лето, а ныне уж поздно,
В аквариум, правда, прогулка имеет резон...
...И вот я стою у огромной стеклянной "коробки",
Ловлю в полутьме тот дельфиний пронзительный взгляд,
А память из мрака - размыто, нестройно и робко -
Выводит всю жизнь, бумеранг возвращая назад:
Туда, где волна выгибает причудливо спину,
Где звёздное небо пьянит и манит серебром,
В ту синюю гладь, где я плавал счастливым дельфином,
А рядом - Она... Та, что бьётся сейчас за стеклом...



*Она*

Обрушился мир, небеса с высоты опустились,
Упали в тот миг, когда шлепнулся в воду хлебец,
Обмякла, поникла, и люди вокруг раздвоились,
И стук молоточка в висок: "Ну вот и конец..."
Не билась в истерике и не кидалась на стены,
Застыла мгновенно горячая кровь моя в венах...
Закрыла глаза, кинув взгляд в уходящую спину,
Прощаясь с любовью, прощалась и с верой в судьбу,
Мне больше не надо вести за нее здесь борьбу,
Жестокий сей мир не по мне и его я покину...

Померкла луна, звезды канули в черные дыры,
Затмение солнца внезапно закрыло мне свет,
Затихли слова и улыбки детей так постыло
Хлестнули по сердцу, в котором теперь жизни нет.
Спокойно и тихо в бассейне на дно погрузилась,
Лишь миг и дорога в небесные дали открылась.
Легко и свободно, с улыбкой спокойной-беспечной
Летела дорогою светлой в небесную даль,
Совсем как по синему морю с тобою мы встарь
Взлетали-парили, любовью живя быстротечной...

Очнулась. Вокруг суетливо носилась обслуга,
Заботливо руки людские пытались спасти,
И, вырвав безвольное тело из мертвого круга,
Души умерщвленной не в силах опять обрести.
Вот так в полусне-полусмерти закончилось лето,
И с желтым листом уж дождями об осени спето...
За толстым стеклом сиротливо молчали трибуны
И плотный туман полонил серых дней пустоту,
Глаза приоткрыв, заглянула за стену за ту...
Ты молча кричал и звенели души больной струны...



*Он*


В моей голове лёгким щёлканьем двигалась плёнка
Забытого напрочь давно отлетевшего дня,
Тянулось молчание, только я слышал, как звонко
Она из вчера всё звала и искала меня.
Извилин накал достигал наивысшей отметки,
Покуда мне память слагала сюжет без прикрас,
А там, в глубине толстостенной громаднейшей клетки,
Она ни на миг не сводила с меня своих глаз.
Что в этих глазах промелькнуло за доли секунды -
Мне вряд ли когда-то удастся оправить в слова,
Одно ощущение тело наполнило: груды
Стотонных камней придавили к земле, жернова

Сминали всю душу до крошечных клеточек тела,
Десятки ножей разрывали орущую плоть,
И не было боли - безжалостной боли - предела
В пространстве под небом, что создал когда-то Господь.
По коже её сокращением рваного нерва
"Прогулочным шагом" блуждала неровная дрожь...
Спустя полчаса, резкой мыслью разумною первой
Вернуло меня в мир реальный, как ломаный грош.
А кто я ещё?! Разве был я достоин иного
Хорошего имени в жизни беспечной своей?!
И старца завет острой пикою снова и снова
Пронзал моё тело до самого мозга костей.

Без тени сомнений рука потянулась к мизинцу,
Одним поворотом в ладонь соскользнуло кольцо...
Лишь лёгкое чувство, что вмиг поседели ресницы,
И частою рябью морщинок покрылось лицо.
На странную просьбу смотрящий откликнулся сразу, -
А как в такой мелочи и отказать старику?!
Он бросил кольцо... А её непомеркнувший разум
Взлетел к моим мыслям, подобно в ночи мотыльку.
Движением гибким плавник подхватил мой подарок,
И вот обнажённостью девичьей взгляды слепя,
Предстала Она. А напротив, сутулый и старый,
В слезах, но с улыбкой стоял, её любящий, я...



*Она*

Лишь доли секунды, но вечности были длиннее,
Промчались во взгляде и волны, и море, и мы,
Теряя сознанье от слабости и от волненья,
Казалось, я вижу красивые сладкие сны.
Неслись каруселью прошедшие дни и недели,
Хотелось кричать, только мысли мои онемели.
И перстень, упавший на днище лучом золотистым,
Посланием верности стал, неушедшей любви,
Он словно молил меня: "Сжалься, родная, прости..."
И шепот был искренним, жарким и преданно-чистым.

Кольцо подхватила, влекомая страстной мольбою,
Двоилось в глазах, страх пронзительно в душу влетел,
Реальность слоилась, казалась безумной игрою,
А там, за стеклом, ты с минутою каждой седел...
Мои плавники вдруг руками людскими взметнулись,
И тело уставшее девушкой в миг обернулось.
Всплыла на поверхность, мне подали сильные руки,
Коснулась ногами земли и застыла в слезах,
Собою пожертвовав смело, старел на глазах,
Меня обрекая на новые горькие муки...

Озноб бил и, сжалившись, кто-то накинул на плечи
Одежду, но я лишь смотрела в родные глаза,
Молчал, а я слышала нежные мягкие речи,
На черных ресницах дрожала тревожно роса.
Горячим кольцом наши руки сплелися в объятья,
А Старец смеялся над нами, как ада исчадье...
Шепнул: "Отведи меня к морю, где счастье кружило,
Где чайки кричат над лазурной спокойной волной,
Туда, где лишь мы и волшебный чудесный покой,
Где Солнце резвилось-купалось и с нами дружило..."



*Он*


Я раньше не думал, что телом почувствовать старость
Однажды случится, сполна принимая всю хворь
И "детскую" немощность с мыслью: "А сколько осталось
На грешной земле мне отмеренных дней? Сколько зорь
Ещё я увижу на линиях тех горизонтов,
Что в юности были волшебной манящей чертой,
И будут ли ночи под куполом звёздного зонта
Звучать мне сюитой под танец, ведомый мечтой?
Коснутся ли губы сухой и морщинистой кожи,
И вздрогнут ли пальцы на девичьей нежной груди?
Уйду ль в небеса рядом с той, что всей жизни дороже,
На путь оглянусь или нет, что уже позади?"

Все эти вопросы бесцветной кривой каруселью
На миг закружились в столетней седой голове,
Когда для неё стали слёзной последней постелью
Колени любимой... А в небе полуночном две
Мерцали звезды, выплетая своими лучами
Причудливый знак, так похожий на пару сердец,
Я чувствовал дрожь Её тела своими плечами,
Уже ощущая душою столь скорый конец.
Она запускала мне в волосы тонкие пальцы
И плакала тихо, безмолвно взывая к богам
Небесно-морским, умоляя спасти двух скитальцев
Иль выдать билет для обоих в заоблачный храм.

Волна омывала мои онемевшие ноги,
Дыхание ветра тревожило впалую грудь...
А я умирал... Но казалось, что шёл по дороге
И, слишком устав, на минутку прилёг отдохнуть.
Мне было ли страшно? Не знаю... Подёрнулся воздух
Туманною дымкой. Предсмертно спустилась вуаль...
...Мне так бы хотелось рассыпать у ног Её розы,
А я положил лишь скупых одиночеств печаль.
На вдохе последнем вложил поцелуй в Её руки,
Ступая бесстрашно за смертью открытый порог,
И тихо шепнул в бесконечность: "Прости за разлуки...
Дышу лишь тобой..." Только выдохнуть больше не смог...



*Она*

Комками глотала всю боль, подступившую всуе,
Давила рыданья в себе, онемев от тоски,
И только шептала сквозь ужас и страх "Алиллуя...",
Целуя иссохшие милые губы твои.
Не сжалились Боги над парой несчастных дельфинов,
Дав облик людской, но в предсмертной агонии кинув...
Твой выдох "Прости за..." ввинтился мне в память печатью,
Затихла волна, в скорби чаек хор громкий умолк,
Лишь где-то в пещере взвыл ветер, как раненный волк,
И взмыли дельфины над морем прощальною ратью.

Не видела звезд и луна немигающим светом
Глаза не слепила - мне слезы туманом легли,
Ушёл навсегда ты за призрачно-радостным летом,
Остаться в той сказке счастливой с тобой не смогли.
А черная ночь из пещеры далекой, забытой,
Глухим отголоском доставила хохот пропитый...
Я просто сидела, боясь шевельнуться случайно,
Беспомощно руки ласкали седые власа,
Не верила в счастье и знала - не быть чудесам,
И холод вползал в мою душу коварной печалью.

Рассвет заалел и над морем взлетел буревестник,
Безумно взревела волна и упала на брег,
В холодной руке твоей что-то блеснуло и крестик
Сияньем согрел, унося твой нечаянный грех.
Одела на шею, навечно оставшись невестой,
Тебе одному лишь в растерзанном сердце есть место...
Смотрела на море застывшим немым изваяньем,
Без дум и без мыслей, жива... Или может мертва?
Мне стали друзьями в несчастье шторма и ветра,
Свидетели смерти и горьких минут расставанья...



*Он*


Смеялся рассвет, "багровеющий" траурной лентой,
Кричащие чайки надрывом коробили слух,
Когда на земле обездоленной стали легендой
И жизнь, и любовь. А над морем невидимый дух,
Стеная, смотрел, как с трудом разгибая колени,
Смотря в пустоту безразличием высохших глаз,
Она подтащила к пещере, где вечные тени
Безвольное тело. В вопящем молчании фраз
Последним убежищем сделала каменный купол
И, двери прикрыв в свой навеки оставленный рай,
Вернулась на берег... А я, так беспомощно-глупо,
Услышал: "Люблю"... Только мне показалось: "Прощай"...

... Открылись глаза. Та же облачность, та же беззвучность,
Скамья в древнем парке и призрачный взгляд в никуда,
Как сто лет назад - бесприютных, ненужных, тягучих
И слёзно-солёных, как в море бескрайнем вода,
Что плещет, как прежде, на берег игривые волны
В оранжевых красках зарёю рождённого дня,
То самое море, где ждёт в одиночестве полном,
Не ведая времени, Та, что любила меня.
Столетняя соль прочной коркою врезалась в кожу,
Застывшей скульптурой Она обрела свой покой.
Но может ли быть что на свете милей и дороже
Тех каменных губ, за которыми бьётся живой

Пронзительный вдох, умоляющий выпросить время
У судей небесных за столько изломанных лет,
За ад тишины, за разлук непосильное бремя,
За горькие утра и влажный полуночный бред,
За то, что и в смерти, в рядах бестелесных видений,
Мы снова не вместе: я в небе, Она - на земле...
И я для Неё, в пыль, "до крови", стирая колени,
Молю у богов каплю света в пугающей мгле.
Безвинна Она! В череде бесконечных страданий
Верните Ей счастье под сенью небесных светил,
Впишите Ей встречу в тетрадь миллионных прощаний!
Отдайте Любовь!!! Я сполна, видит Бог, заплатил!

Пред Ней отмолив праздной жизни моей прегрешенья,
Я главную истину в смерти усвоил навек:
Любовь разменять на красоты и тайны забвенья
Не сможет ни зверь и, тем более, ни человек.
Любовь - это то, что, бездумно-жестоко покинув,
Не сможешь забыть, и однажды, устав на бегу,
Вернёшься назад... Я клянусь Ей, что стану дельфином
И снова прижмусь тёплым боком к Её плавнику!!!
...Спускается ночь... В поднебесье, и в море - прохлада,
Я тихо уйду, Ей шепнув на прощанье, что вновь
Поутру вернусь полусонными тропками сада
К подаренной лестнице в мир, где Она и Любовь.