Полозковой
Подайте знак,
И я немедленно наложу печать на свои уста и свой язык
Иначе же покроюсь пятнами.
Я сам не терплю намерений злых,
И коль решите, что срамословен сам стих
И языковой зигзаг,
То буду читать его лишь среди глухих.
Я сдержу слово:
Корнями я ещё и казак.
Полозковой
Дорогая Верочка.
Пишу вам из под Гомеля
Деревни «Станки»
По одному странному поводу.
Авось счастье, горе ли,
Но вот уже пол года
Ко мне приходит белочка
И читает ваши стихи
Я тогда не знал автора
Считал их твореньем господа,
И зимой, наевшись досыта
и с доступом к горилке
Я одухотворялся.
Конечно, считать дозатором
всего пару чарок
глупо.
После бутылки ко мне приходила пушистая Вася
(Я её так прозвал)
становилась на перевёрнутую миску из под супа
И читала на весь кухонный зал,
Что откладывало свой отпечаток.
Книг у меня не особо много,
А те, что про удобрения
С календарями, газетами ушли на растопку.
Да, и ещё пристрастие- самокрутка.
Соседка- твердиха убеждала, что она мне слишком вредна,
И с ней меня добила жена,
Что это мы бросим.
Белочка была для меня вроде Кука
Просветляющего индейца дурного.
Знал, конечно, что бредни, а я
Всё равно вслушивался, подливая водку,
Закусывая сыром козьим
Были и особенные вечера.
Вася сидела на миске, играла на Укулеле
напевала мне «десять стрел».
Так пролетали дни, недели.
Вчера вроде кусала пчела,
А уже зима.
Я и не заметил, как постарел.
И было рассказов столько,
Ужас.
Я что-то узнавал из школы:
Того же Гоголя
«Шинель»
Порой она читала что-то совсем чудное.
Про Ариадну и Бахуса
(Я в шутку ляпаю Бухас)
Про Коко
Шанель.
Солдатские байки,
О том, как сладки
Шкварки,
И мочёные жиром корки.
между этим легенды о Ное.
И как однажды человека убил цвет паруса.
Она только закончила читать пятое действие пьесы о Лире,
И, отвесив поклон,
Сняла балахон.
Надела очки, затараторила теорию пьезометрии.
Ладно, ладно…что-то я совсем в состоянии бухом.
Даже с трудом вяжу лыка.
Сижу спокойно
И то Христа ради.
На лице улыбка
В голове буги-вуги
И юношеское желание целоваться.
Вы, конечно, не так далеко,
Как на Гренаде.
И даже пусть в мыслях на юге Франции.
Я думаю, частенько вы в Петербурге
Гуляете по бульвару мимо акаций
В простой одежде и даже не в помаде.
Смотрите на прохожих
подростков с футболкою «КиШа»
Тех, что с внутренностями малыша,
Обёрнутое в «****ь» через «*****»
И в значении себя
рыцарями в историях об угнетённом алькальде,
Особенно когда таких целая рать.
Я один живу в своей деревенской Аркадии,
Намазываю хлеб вареньем с вишней.
И, да. чуть не забыл сказать.
У меня ещё есть радио,
Там я о вас узнал и услышал
Вы читали о женщине под полтос,
И только не по родинкам описали мою жену.
Эту маленькую непокорную женщинку.
Давным-давно, молодыми
Мы ютились в общажной норе
С умывальником- мойдодыром.
Она тогда носила каре,
Только обстригла хвост
Мы прикосались к вину
Как к эликсиру.
С ней мне даже не хотелось искать тост,
А выпить и с намёком кусать щеку.
С той теплотой, как подаёшь драже щенку.
Мохнатому, дрожащему в робости,
Лежащему в полный рост,
Хочешь покормить, а он ворочает рот,
Хоть и знает, что я желаю добро.
Так уже и представляю себе эту женщинку.
Не вдаюсь в подробности.
Помню то, что в голове осталось.
А под водкой
касания памяти оставляет большую радость,
Чем прикосновения к жемчугу
В общем.
Лет через восемь
Не то что бы, как по-щелчку…
она уехала,
И жизнь закружилась в плясе,
Ежеминутно падая.
А потом появилась Вася.
Вы понимаете,
Я думал, эти рассказы-
мои плоды, правда я.
Точнее невольно разум
0девает лесбиянку в индийское платье.
Ту, чьи лёгкие сейчас наполняет соль,
С драже во рту с подругой глядят Пикассо
Надеюсь хоть так ей хорошо.
Мороз и солнце.
А ночи тут ещё чудесней,
И не найти для этих красот цен.
В них есть сила,
Сказочная, но не та что Дисней
для детей красит.
Вот за окном, хохочут, кричат «мазила»
«Не кидайся»
«Сам попади, шкет»
Как я раньше
С шашкою наголо.
Куда уж мне к ним, багровому, как редиске.
Испугаю, или хуже того.
Пойду лучше послушаю, что напевает там Вася.
Свидетельство о публикации №113111207359