Мерло

               
Начало третьего месяца, как мы с тобой в разлуке
/ по иронии, мне неприятной, новогоднего /,
я встречаю с бутылкой «Мерло» - у окна, отмечая:
снег, падающий, отчего-то
предпочитает фонарные пятна
                / жёлтые – темноте /,
внутри которых я размышляю о том,
что должно следовать после любви; воспоминания

отрицают любовь с маниакальным азартом,
                а так же
всё, что возможно после:
ненависть, равнодушие, дружбу и – даже –
тоску. Зима
в этом году припозднилась на пару месяцев и теперь
усиленно корректирует пейзаж – под календарь,
но как-то неубедительно. Горло болит второй день,
и, случайному встречному
разъясняя географию улиц, перекрёстков, домов
количеством шагов и метров
или – собственными ориентирами,
непроизвольно переходишь на шёпот,
словно бы говоримое – тайна,
                но, вероятнее,
воспаление бронхов.
В повествовании, логически несовершенном,
увлекаешься чем-то личным и – улыбаешься
                виновато,
так как сам заблудился.

Теперь темнеет рано, что, в общем-то, хорошо,
как иллюзия сна при бессоннице,
                но внутри
этой иллюзии нет ничего: нет сновидений,
                не припомнить
твой голос, профиль, поцелуй,
                т.е. – не с кем
поговорить, что, к счастью, исключает шизофрению.
                В эту зиму
Я забываю, что значит спешить и впервые
доволен обувью, что можно занести в актив
своих почти что сорока.

  Конечно же,
  в заключение данного монолога
  житейская мудрость – на грани
  пошлости – прозвучит достойно,
                но – качества Слов
при таком мизерном промежутке
ещё не оформились, отчего – вкривь,
напоминая акварель под дождём,
разъезжается лицо собственное,
                делая невозможным
говорение, как и всё остальное. Кроме
бутылки «Мерло».