Исповедь главного героя поэмы

"Я в бытность свою был несносным ребёнком:
Прогульщиком школы, без часу подонком.
Учиться ленился, любил много спать,
Мечтал, бив баклуши, богатеньким стать.
Хотел допоздна с корешами гулять,
Пить пиво в подъездах и тёлок ..."


Родись не в Совдепе, как смирный батрак,
Я начал бы исповедь именно так.
Но разум отчистив, суть жизни познав,
Тернистой стезёй своё  «я»  осознав,
Пройдя через муки духовных исканий,
Невольно став жертвой, объектом закланий,
Я так свою мудрость вскормил кандалами,
Что выразить лучше не смог бы словами:


Я в БЫДЛОСТЬ свою был под стать и ребёнком:
Отличником в школе, примерным мальчонком.
Стараясь быть первым, команды не ждя,
Во всём походить на портрет культвождя,
Стремясь развиваться по общим канонам,
Чтоб стать цирковым дрессированным клоном,
Насилуя душу во благо страны,
Готовясь к карьере раба Сатаны,
В краю монополий на таборный строй
Мой путь изначально был слепо-пустой.
Но час просветления всё же пришёл,
Когда луч прозрения в разум вошёл.
В свой день вырождения зрячим я стал
И, мерзость презрев, свою клятву сказал:
"Не спать мне со злом под одним одеялом,
Не буду расходным ему материалом!"
Тогда в свою юность поняв кто я есть,
Мне стало плевать на мирскую лжечесть.
Свой взгляд обращая лишь только на суть,
Я выбрал свой верный единственный путь.
Все социдеалы во мне просто пали.
В грехах против мнимой предвзятой морали
В едином лице быв и Бонни и Клайдом,
В своих глазах выглядев Джеккилом Хайдом,
Живя двойным эго как ангелобес -
В презреньях Земли и опале Небес -
Чтоб скрыть своих помыслов сверхнепристойность,
Для всех напоказ выставлялась достойность.
Для целого общества я был преступник -
От строгой мещанской морали отступник.
Но это не я, а они так считали,
И, мне же завидуя, зло осуждали.
А был ли им повод меня ненавидеть?
Они были слепы, чтоб в злобе увидеть,
Что я не подонок, не вор, не убийца,
И даже не пьяный сосед-кровопийца.
В общении к людям всегда был приветлив,
На многие просьбы любезноответлив.
И всё же надменным общественным взором
Меня заклеймили публичным позором.
В самих хромосомах пожизненным сроком
Я был обречен на ведомость пороком...
Могла ли природа в себе ошибаться?
Могла ли она надо мной издеваться?
Мой голод к запретным пьянящим плодам,
Меня побуждавший к бесстыжим делам,
В те серые дни, быв от них отлучённым,
С их мякотью нежной на срок разлученным,
Всё тело моё доводил до кручений,
А ясный мой мой ум до умопомрачений.
Моё вожделение, став мне капканом,
Совсем не давало сростаться с диваном.
Как хищник грехов, выходя на охоту,
Врождённый инстинкт выполнял свою квоту.
В охоте меня награждало победой
И то, что я не был большой привередой.
Безумная жажда пьянящего сока
Запретного плода - вот корень порока!
Но вот парадокс: то что мир понимает
Под словом порок он и сам извращает.
Мирскую мораль не туда занесло -
Превратно порок принимают за зло!
Людская предвзятость меня и сгубила -
Диктат предрассудков - свирепая сила!
Хотя и в христианстве суть плотских утех,
Страсть к женскому телу - позорнейший грех.
И все же в песнях та же женская плоть -
Мужчине и влага и хлеба ломоть.
Так в чём же тут грех, коль само мирозданье
Само столь прекрасное явит созданье?!!
Я вывел: религия душу калечит -
Во многом сама себе противоречит.
Так тошно признать, но лжеистина ест:
В Писаниях масса сомнительных мест.
Приняв это к сердцу и дав себе клятву,
Я стал собирать свою грешную жатву.
Но это не значит, что став сластолюбцем,
Со школьной скамьи я был дружен с безумством,
Что, быв без ума от земной красоты,
Я стал с деструктив-негативом на "ты".
Всё зло и насилие мира презрев,
Отдавшись страстям и любовью горев,
Душой превратившись, - Скажу это смело, -
В раба обнаженного женского тела,
Однажды вкусив его подлинный вкус,
Когда от эмоций зашкалило пульс,
С своей непорочностью юной простившись,
В пылу возбуждения тут же излившись,
Отведав его самых лакомых мест,
Я понял, что это мой жизненный крест.