Июльские снега

Мы сидим в столовой у альпинистов.
"Столовая" - большая палатка, натянутая на дюралевый каркас. Посредине - длинный деревянный стол.
Сашка приносит канистру со спиртом и разливает по четверть стакана.
- Ребята, нам завтра выходить, мы с вами, пожалуй, не будем, просто посидим, - говорит шеф.
Альпинисты (их человек двадцать пять) молча передают по цепочке стаканы.
Кто-то говорит нам из глубины:
- Туристы, надо, чтоб от вас кто-нибудь.
- Давайте тогда я, - говорит шеф.
- Пожертвовал, - бурчит Слава, передавая ему стакан:
- Саш, налей мне тоже.
Альпинисты улыбаются. Глядя на них и мы.
- Пусть Директор скажет, - говорит кто-то из альпинистов.
- Да, да, Директору слово, - поддерживают его.
"Директор" сидит в самом углу. Медленно поднимается.
- Что я хочу сказать. Все мы здесь - русские люди. А русские просто так не выпивают.
Погиб наш товарищ. Каждый из нас когда-нибудь там будет. Только никто не знает, когда.
Может быть завтра. Может через год... Несколько дней назад он сидел здесь вместе с нами.
А теперь его уже нет. В общем, как говорится, пусть земля ему будет пухом.

Все пьют молча. Приносят кастрюлю с кашей. Угощают и нас. Сначала отнекиваемся.
Мы действительно совсем недавно поели. Но потом наедаемся еще и еще, до отвала.
Каша, затем сладкая каша, да еще блины. Конечно, с нашим "жоревом" не сравнить.

Постепенно начинаются разговоры. Футбол, хоккей. Доходит и до анекдотов.
В выражениях никто не стесняется - здесь одни мужики.
- Сашка, тащи гитару, - кричит кто-то.
- Сейчас будет, - отвечает Сашка, - она у меня в палатке.
Сашка у них повар, немного врач, немного кинооператор - для альпинизма человек полезный.
Он появляется с небольшой семистрункой, не идущей к его комплекции.

Разговоры понемногу прекращаются. Песни самые разные.
Многие я уже слышал. Слушаю, думая о своем. Так, задумавшись, пропустил, кажется, хорошую песню.
Осталось какое-то общее впечатление и слова:
"Июльские снега, не спутать их с другими..."
Толкаю своего "коллегу" (остальные у нас сильно старше) и спрашиваю:
- Сашка (везде Сашки), ты эту песню знаешь?
- Нет.
- Хорошая вешь.
- Да, я потом у Сашки спишу ее обязательно.

                * * *

Мы укладываемся на ночь в своей палатке.
- Странно как-то смотреть, говорю я,
- У них парень погиб, а они анекдоты рассказывают, смеются...

- Да наверное уже перегорело у них, - отвечает Слава,
- Он три дня назад погиб. Пока снимали его с высоты, пока сюда тащили...

Мы молчим. Завтра наши уходят дальше, а я остаюсь здесь у альпинистов, чтоб отправили вниз с оказией.
- Везет же вам, - говорю (неизвестно зачем),
- А я вот остаюсь...

- Да ты смотри, - Вадим даже поворачивается в спальнике ко мне:
- Это же самые настоящие альпинисты. Экстра класс.
Чувствуешь, какие отличные ребята? Здесь никакая дрянь не удержится.
Смотри, набирайся экзотики.

- Я сюда не за экзотикой ехал.

                * * *

   "Июльские снега - не спутать их с другими"

Раннее утро. Поезд подъезжает к Фрунзе.
Еду пятые сутки. Меня сильно продуло. В довершении ко всему болит живот.
Во рту металлический привкус. Состояние - хуже не придумаешь.
А предстоит еще часов восемь трястись в автобусе до Пржевальска...
Проклинаю все на свете. Ведь после курсантской казарменной жизни да еды, да еще после этого поезда
я, наверное, в первый же день не выдержу.

А утро очень приятное. Чисто и прохладно. Только что взошло солнце.
За окном вагона вдалеке видны горы. Первые в этом году. На вершинах снег.

                * * *

   "Июльские снега, памирское платО"

Вчера после обеда наши ушли, а я остался здесь.
Альпинисты действительно бесподобные мужики. Видимо потому, что экстра класс, бывшие чемпионы союза.
Те, что встречались раньше, были значительно "мельче". И часто поэтому пижоны.

Сашка жарит блины.
Одной рукой ножом их переворачивает. В другой держит гитару.
- Саш, слушай, говорю я,
- Как ты в альпинисты пришел? Я, понимаешь, с самого начала хотел в альпинизм.
Но в нашей организации его по сути нет. Так что за неимением лучшего пришлось этим горным туризмом...
Сходил вот пару раз на Кавказ... Теперь здесь... В основном - "ишачка" - пилишь и пилишь. Техники мало.
То ли дело у вас...

- Да я-то что, - говорит Сашка, - У меня только второй разряд.
Ты лучше с нашим Директором по этому поводу побеседуй.

С Директором говорить меня не тянет. Ему сейчас совсем не до этого.
Надо писать объяснительную по поводу гибели того парня.

- Саш, продиктуй еще раз "Июльские снега".
- Да ты бы лучше записал. Все равно ведь опять не запомнишь.
- Нет, теперь точно запомню.

Он диктует. Кажется, запомнил окончательно.

- Спасибо. Я тебе наверное здорово надоел.
- Да нет, ничего.
- Слушай, Саш, а чья это песня?
- Не знаю. В прошлом году на Памире от ребят слышал.

                * * *

   "Привет тебе, привет, шепчу твое я имя"

Нет у меня еще имени, которое бы шептать. И я совсем не скорблю по этому поводу.
Мать вечно старается познакомить меня с какой-нибудь "интеллигентной девочкой из хорошей семьи".
Уже, вроде, удалось. Как подумаю, приехал бы домой и весь месяц аки голубки под теплым солнышком...
Нет, уж лучше здесь.

Лежу в тени под кустом. Чуть ниже шумит горная речка. Благодать!
Высота - около двух с половиной тысяч. Говорят, у наших уже головы побаливают.
У меня пока ничего. Все болезни как-то сами собой прошли. Пока выдерживаю.
Завтра должны выйти на ледник.

                * * *

   "А горы мне твердят: Типичное не то"

- Дочка меня уже не узнаёт, - говорит шеф,
- Возвращаюсь я как-то с гор. Приезжаю на дачу. Она там в саду бегает.
Я ей:
- Здравствуй, доченька!
Она остановилась, так искоса посмотрела, и побежала дальше. Правда я с бородой был...

С краю лежит уже лысоватый Вадим и читает "Медицинские аспекты брака".
Это единственная книжка, которую мы взяли с собой. Видимо, из-за малого веса и размера.
Но при этом максимальной насыщенности. Читаем по очереди, когда нечего делать.

                * * *

   "А горы мне твердят: Ты должен быть, ты должен,
    Прозрачным, как стекло, и твердым, как наган"

Голова раскалывается. Тошнит. Высота - около пяти тысяч. "Горняшка" - горная болезнь.
До перевала - последний взлет. Мы поднимаемся по крутому, но довольно простому склону.
Метет самая настоящая пурга. Видимость - метров тридцать. Идем след в след.
Так легче всем, кроме первой связки - они эти следы протаптывают.
Но и в следах ноги то и дело проваливаются. Вытаскивать - дополнительные усилия. Очень изматывает.
А дышать и так тяжело. Останавливаюсь после каждых шести-восьми шагов. Проклинаю все на свете и матерюсь.
Вслух. Так вроде легче. Все равно никто не услышит - пурга.
И черт меня дернул переться сюда! Загорал бы сейчас где-нибудь на пляже. С интеллигентной девочкой...

Приподнимаю марлевую повязку и глотаю холодный воздух. "Туристы, .ля, моральные уроды..."
И вот ради чего все это? И на черта мне это надо? Ладно, альпинизм. Там - вершины.
Ну почему у меня всегда по-глупому получается?

И опять проклинаю все, что относится к делу и не относится, но давно нагорело. Голова раскалывается.
Где-то справа, километрах в двух, пошла лавина. Похоже на звук пролетающего самолета.
Вокруг сплошная пелена пурги. Черт знает, сколько там еще до гребня.

                * * *

   "В июле будет зной, как в январе - морозы"

- Глупая песня, - говорит отец.
Я сразу обрываюсь на полуслове и откладываю гитару.
Мать с трудом уговорила меня спеть им что-нибудь "на прощанье" - у меня кончается отпуск, завтра уезжаю.
- Ладно, ладно, ухожу, - говорит отец.
Встает и уходит в другую комнату. А у меня пропало всякое желание продолжать. Вечно они так, родители...

Поздно вечером, лежа в постели, думаю, что поначалу, действительно, и мне показалось нелогично.
Но, обычно, в других "романтичных" смазливых песенках такие вещи режу слух, а здесь - нет.
Воспринимается спокойно. Почему? Впрочем, все верно. В июле будет зной, в январе будут морозы.
Тривиально. Как же я сразу не понял?

                * * *

Утро. Светит солнце. Сильный ветер гуляет по гребню и гонит поземку. Бешено проносятся небольшие облака.
Высота - пять тысяч. Состояние - не очень, хотя уже более-менее "аклемались".
Трое суток лежали в палатках (две "памирки" тандемом), пережидая циклон. Сегодня уже можно идти.
Помогаю складывать палатки. Пришлось снять перчатки - так удобнее и быстрей.
Но руки отчаянно мерзнут на ветру. Чуть не до слез.
Начало августа. Лето. Где-то внизу сейчас тепло, даже жарко...
Скорей бы трогались. На ходу как-то легче. Может и руки отойдут.

                * * *

   "А мне пример такой - июльские снега"

- Лавина! - кричит мне снизу шеф.
Я поднимаю голову. Прямо на меня по склону пошла небольшая лавина.
Бегу, насколько это возможно, проваливаясь в снегу, пытаясь выйти из-под нее.
Рывок. Оборачиваюсь назад. Веревка, которой я связан с Георгием, выбралась полностью.
Теперь мы с ним приходимся на края лавины.
Назад нет смысла: в связке нас трое, я - средний. Было бы то же самое.
Что делать? Смотрю вверх.
Метрах в пятидесяти от нас лавина, нехотя шипя, останавливается.

                * * *

   "Все, вроде, хорошо"

- Далеко у тебя гитара? - спрашивает Лена.
- Да брось ты, - говорю, - Для твоего изощренного слуха...
- Интересно, чем это он у меня изощрен? Достань все-таки гитару.

Я вздыхаю и лезу за гитарой.

- Ну, что тебе исполнить?
- Не знаю. Что-нибудь твое любимое.

Пробую, не расстроилась ли гитара, пока лежала на шкафу.
Я приехал домой сегодня утром и, конечно, достал ее и настроил.
Смотрю куда-то в сторону и начинаю:

"Все перекаты, да перекаты,
Послать бы их по адресу..."

Эта песня мне действительно нравится. К сожалению, она не имеет отношения к плотогонам.
Но почему-то мне кажется, что это о них. Особенно последний куплет.
Иначе он просто теряет всю свою привлекательность и звучит по-мещански:

"А если есть там с тобою кто-то,
Не стоит долго мучиться.
Люблю тебя я до поворота,
А дальше как получится."

Но это не потому, что он ее любит так себе. Просто за поворотом может быть такое,
что действительно перевернет все. Вот поэтому и мучиться он не собирается.

Интересно, как Лена восприняла? Ведь это все-таки к ней никак не относится.

- Ну что, может хватит? - говорю ей.
- А ты знаешь, мне нравится. Спой еще что-нибудь.

Ничего себе... Она, кажется, серьезно. Иначе я бы заметил, наверное. Ну ладно.

- Вот, - говорю, - Песня, альпинисты подарили.

И пою "Июльские снега". На этот раз она, вроде, не восприняла.
Пижон, - думаю про себя. Нельзя ее петь в такой обстановке.
Почему у меня все по-глупому?

                * * *

   "И все нормально вроде"

После обеда есть еще полчаса. Сижу на скамейке. Потфель бросил рядом.
Осень. Все по-прежнему. Делаю вид, что учусь. Огрызаюсь отцам-командирам "на грани фола".
В общем, втянулся в свою обычную жизнь. С Леной, конечно, поссорились.

А мне почему-то казалось, что если моя авантюра с Тянь-Шанем выйдет хоть более-менее удачно,
может, что-то где-то как-то изменится. К лучшему. Да где уж там. Ну и ладно, все ерунда.
Скоро должен выпасть нормальный зимний снег.

                * * *

   "Я там-то все прошел, я там-то не солгал"

- Мы должны тебя отправить вниз, - говорит шеф, - Ты сам чувствуешь.
Теперь начнется самая трудная часть похода. Тебе не выдержать.
Техническая подготовка у тебя нормальная. А вот физическая...
Все, что мы прошли до этого, честно говоря, ерунда, по сравнению с тем, что будет.
Сам понимаешь, зачем сердце загонять в двадцать лет? Ни к чему это. Ни тебе, ни нам.

Да, я прекрасно понимаю, и на его месте поступил бы так же. В этом походе - одни наши асы, мастера спорта.
Меня взял лично шеф, у него буду писать диплом. Может, просто хотел посмотреть, на что я способен.

- Хорошая горнотуристская "пятерка" у тебя уже есть, мы ее тебе обязательно оформим, - продолжает шеф,
- Сможешь теперь ходить, куда захочешь. Только кроссы побольше бегай.
А того, что ты пошел и увидел в этот раз, вполне достаточно.
Вот еще завтра придем на "Звездочку" - там "Хан" и "Победу" посмотришь, если погода будет нормальная.
В общем, все самое главное на Тянь-Шане. А там оставим тебя у альпинистов.
Они тебя вниз отправят, как будет возможность.

Да, я прекрасно понимаю. Все совершенно верно. И все же обидно.

                * * *

   "Привет тебе, привет. Как памятник свободе
    Сияют в вышине июльские снега."

Вертолет кругами набирает высоту. Сейчас надо перевалить через хребет.
Впереди мне еще таскаться по городу с огромным рюкзаком, каской и ледорубом.
Неизвестно, как смогу достать билет на самолет, домой. Может, не одни сутки в аэропорту посижу.
Что поделаешь...

У альпинистов за два дня я отъелся и отдохнул. Чувствую себя отлично.
Смотрю в иллюминатор. Всюду вершины, покрытые снегом. Красиво.
Самая настоящая красота - высокая, чистая и суровая.

                * * *

Вечер. Сижу в общаге у Славы. Он в одних трусах за столом.
На столе таблицы, листы, графики, книги. Кандидатскую пишет.
За ширмой спит его маленькая дочь.
Слава рассказывает, что и как они прошли, оставив меня у альпинистов.
- А ты знаешь, - говорит он, - Через неделю как мы ушли, у них две связки "улетели".
- Кто? - спрашиваю спокойно.
- Не знаю. Говорят, из четырех ребят двое были из Донецка.

Сашка, кажется, из Донецка, - думаю я.
А может и нет.

1974