Успенье праведницы

Не дитя невинное на руках у матушки,
Не красная девица во спаленке во девичьей,
Не госпожа-боярыня среди детушек
                да слуг верныих –
Праведница-старица, постница-затворница
В монастырской келейке преставлялася.

Что лампадка горит, что свеча коптит,
Что келейнице над Псалтирью дремлется.
Лежит старица на лавочке под образы,
Руки не поднять, слова не сказать,
Только думы теснятся да путаются,
Как во сне, как в бреду что-то видится –
То прошедшее, то небывшее,
То и вовсе незнаемое, непонятное.

***
Вот теплом на нее будто повеяло,
Позабытым, родным да ласковым –
Лето красное ли воспомнилось
Среди стынь-зимы, ночью темною? –

И подходит к ней ее матушка,
А уж десять лет как преставилась,
Отдала свою душу Господу, -
Берет за руку, за собой манит .

- Ты пойдем со мною, моя детушка,
Без тебя я давно стосковалася,
О тебе-то я давно сокрушалася.
Будет в радость нам наше сретенье,
Будет душенькам легко дышать,
                высоко летать
Да пред горний престол
                пташками божьими.

- Не пойду я с тобой, моя родимая,
Моя милая, любезная матушка.
Зачала ты меня, выносила,
Родила ты меня, выкормила,
На руках качала, песенки певала,
Жизнь пророчила мне долгую,
                чашу полную –
И здоровья, и счастья, и достаточка;
Собирала мне приданое богатое,
Жениха –молодца мне высматривала,
Всё высматривала да вымаливала
По церквам-монастырям да часовенкам
У мощей угодников божиих,
Перед ликом чудотворных образов.
Да судьбы-то моей в том и не было.

И тебя я покинула, горькую,
Одинокую, неутешную,
И ушла я своею дорогою,
В монастырь ушла я, в затворницы,
Во черницы ушла, во схимницы.
Под венец меня благословила б ты –
А дала на постриг благословение.
Что ж теперь меня с собою зовешь-манишь?
Не с тобою, не к тебе мне, видать, идти…
Ты прости меня, родимая матушка,
Ты оставь ее доле свою доченьку.

***
Что лампадка горит, что свеча коптит,
Что келейнице над Псалтирью дремлется.
За оконцем пес дворовый завыл,
Так-то жалобно воет, не унимается,
Чует смерть звериным своим чутьем.

Лежит старица на лавочке под образы,
Слова не сказать, руки не поднять,
Что-то видится ей, что-то слышится…

И подходит к ней братец родненький,
А уж двадцать лет как в земле лежит,
Далеконько от дома отчего,
На Изюм-шляху, во диком во поле,
Саблями изрубленный татарскими
В славной сече, в кровавой битве.
Всё такой же молоденький да хорошенький,
Кудри кольцом, брови соболем,
Щеки румяны, в плечах сажень коса, -
Берет за руку, за собой манит.

- Ты пойдем со мною, сестра, не мешкая,
Мне молитвы твои были сладкими,
Поминанья твои грели душу мне,
Да давно я по тебе соскучился,
Веселее будет мне с тобой,
Даль светлее, синее небушко.

- Братец мой любимый, единственный,
Что слезами – кровью сердца оплаканный
Во своей погибели безвременной
От безбожных лютых язычников.
О тебе я молилась, сокрушаючись,
За тебя брала обеты строгие,
И легки они мне были против горюшка,
Что давило сердце тяжким камушком.

Тело белое твое прахом рассыпалось,
Через кудри твои пшеничные
Проросла трава, полынь да ковыль.
Что ковыль седой, что полынь горька,
Что утрата невосполнимая,
Неутешная, неизбывная.

Далеко ушла моя дороженька,
Дале отчего угла да пороженька,
Дале шляху того Изюмского.

Не мани меня, не зови с собой,
Прости меня полным прощением –
Не с тобой мне идти, не с тобою быть,
Оставь сестру ее долюшке,
Ей же никогда не забыть тебя…

***
Что лампадка горит, что свеча коптит,
Что келейнице над Псалтирью дремлется.
Лежит старица на лавочке под образы,
Лежит она, с жизнью прощается,
По щекам из глаз слезы катятся,
Слезы горькие, слезы последние.

И не может она тех слез утереть –
Не поднять ей руки, как слова не сказать,
Нету силушки, была – да убыла,
Вовек новая не прибудется.
И под сердце самое мука подходит ей,
Холодеет сердце, заходится,
Рук и ног совсем она не чувствует,
И уж нету почти дыхания,
И в очах уже свет смеркается,
И иначе ей видится келейка,
И лампадка пред темным образом,
И над книгою келейница дремливая,
И свеча у книги коптящая,
И сама она, старица убогая,
Головою лежащая под образы,
Со слезами, по щекам стекающим,
По старым щекам, впалым, морщинистым,
А уж руки и лоб вовсе восковы…

- Долгу жизнь я прожила,
Ничего я не нажила,
Родных схоронила,
О них Бога молила,
И молитва мне не сладка была –
Как нож остра, как полынь горька,
И я шла по терниям, не береженая,
Умираю же теперь, одинокая,
Темной ночью на узкой лавочке,
В нищей рясе под грошовой свечечкой,
Не невинным дитем у матушки,
Не красной девицей в девьей спаленке,
Не госпожой-боярыней среди детушек
                да слуг верныих –
Сирой старицей, постницей-затворницей,
Терпеливой покорной молчальницей.

Что же жизнь моя, для чего была –
А была бы вновь она мне дадена,
Я не так ли ее снова прожила,
Ведь иначе ее не могла я прожить.

***
Тут разлился будто свет по келейке,
Стены голые будто раздвинулись,
И приблизились к одру нищему,
                одру смертному
Девы дивные в венках розовых,
И средь них была Лучезарная,
Вся как будто в сиянии солнечном
Ярче всякого венца царского,
В одеяньях порфирных, со звездами
Золотыми, о восьми лучах,
Над челом над ясным и на раменах.

Доставала Она из рукава 
Своей ручкой платочек беленький,
Утирала Она слезы старице.

- Прожила ты жизнь свою праведную,
На земле в царстве злом ты отмучилась,
Ждут тебя во чертогах райскиих
Пред престолом горним средь угодников.

И взяла Она старицу за руку,
Подняла ее с ложа скорбного,
И легко той, и радостно сталося,
И вздохнулось свободно и весело,
И пошла она, пошла за Провожатою,
Как по воздуху – а и по воздуху,
И запели девы в венках розовых
Славословье новопреставленной
Что святой угоднице божией.

***
Тут лампадка заколебалася,
Тут свеча коптящая вспыхнула,
Тут келейница, вскрикнув, пробудилася,
Пробудившись, к старице кинулась –
Ан, лежит она вся холодная,
Без движения, без дыхания,
Да такая-то тихая и светлая,
И с улыбкой такою радостной,
Что такой-то радости не встретится
На земле средь людей, хоть живи сто лет.

И со страхом божием келейница,
Поглядев на то, перекрестилася,
И закрыла глаза покойнице,
Ее телу земно поклонилася.

И оправила лампадку перед образом,
И сняла нагар с коптящей свечечки,
Наклонилась к Псалтири развернутой
И прочла среди псалмов Давидовых:

«Слыши, дщерь, и смотри, и преклони ухо твое,
и забудь народ твой и дом отца твоего.
И возжелает Царь красоты твоей;
ибо Он Господь твой, и ты поклонись ему.
Вся слава дщери Царя внутри, одежда ее шита золотом.
В испещренной одежде ведется она к Царю;
за нею ведутся к Тебе девы, подруги ее.
Приводятся с веселием и ликованием,
входят в чертог Царя».